Фантастес. Волшебная повесть для мужчин и женщин.

Неужели я снова стал ребёнком, невинным, бесстрашным, не знающим ни похоти, ни стыда?! Я мигом спустился к замку. Все мои домашние были вне себя от страха: они лишь недавно обнаружили, что я пропал. Сёстры рыдали, думая, что навсегда потеряли меня, и когда я вошёл, со всех ног кинулись ко мне, принялись обнимать, бессвязно лепеча и плача от радости, а старые друзья обступили меня со всех сторон. Но тут на потолке старинной залы забрезжил сероватый свет, и очнувшись, я увидел, что это рассвет вползает в окошко моей башни.

После этого сна я с ещё большим нетерпением ждал наступления ночи, и долгий несносный день показался мне ещё монотоннее и утомительнее, чем всегда. Я считал часы, отмеряя их по продвижению солнечных лучей, лившихся в окошко, и думал лишь о том, когда же наступит ночь. По моим подсчётам было около полудня, когда я вдруг вскинулся, как будто нечто доселе незнакомое и совершенно чуждое вторглось в мои чувства. До меня донёсся голос поющей женщины. Всё моё существо задрожало от изумления и неожиданной радости. Живой душой, воплощением самой Природы песня влетела в мою темницу, и каждая её нотка ласковой птичкой ложилась прямо ко мне на сердце, уютно сложив крылья. Она омывала меня, как морская волна, окутывала чудным благоуханием, проникала в душу упоительным глотком весенней родниковой воды, сияла мне живительным солнцем и утешала, как руки и голос матери. Но всё равно, как чистейшая вода из лесного колодца иногда отдаёт горьковатым вкусом прелых листьев, сама беззаботность этой песни ледяным жалом пронзила моё усталое, истомившееся в неволе сердце, а её нежные звуки повергли меня в уныние, исподволь напомнив о давно утраченных радостях. Я зарыдал, горестно и облегчённо, но вскоре, устыдившись своей слабости (с которой, как мне казалось, я давно распрощался), торопливо смахнул слёзы, подбежал к двери и жадно прижался к ней ухом, чтобы не упустить ни одного слова откровения из незримого внешнего мира. Теперь я слышал всё до единого слова. Женщина то ли сидела, то ли стояла возле самой башни, потому что голос не перемещался, а оставался на одном и том же месте. Вот что она пела:

Величавое солнце над кругом земным
Нити неба связало узлом золотым,
И оно, ниспадая лазурным ковром,
Покрывает весь мир золотистым шатром.
А в шатре том ветра молодые живут,
И ручьи говорливые к морю бегут,
И от радости птицы щебечут в лесах,
И с молитвою сосны глядят в небеса,
И задумчивый ключ с лучезарной водой
Остаётся хранителем тайны земной.
Всё творенье ликует, звенит и поёт,
К облакам возводя голосов хоровод,
И в смиреньи душа, обретя тишину,
Их мелодии в песню сплетает одну.
А средь них, как наседка средь шумных птенцов,
Мать–Земля, от начала неспешных веков,
Восседает в любви безмятежной своей,
На коленях качая уставших детей,
Их зовёт воротиться в родительский дом
И надёжно своим укрывает крылом.
Встань из мрака и к ней, не стесняясь, пойди,
Чтоб прижаться к её материнской груди.
Встань из праха и к матери доброй вернись,
Горьких слёз не стыдясь, ей в колени уткнись.
И она тебя встретит ночным ветерком,
Как младенца, грудным напоит молоком
Или нежной рукою тебя обовьёт,
И на ушко протяжную песню споёт.
Вскоре сила придёт к ослабевшим рукам,
И румянец вернётся к поблекшим щекам,
И расправятся плечи, и песня опять
Будет радостно в сердце окрепшем звучать.
Ты из тесной пустыни гордыни своей
В дом просторный её приходи поскорей.

Тут я почти бессознательно потянул на себя ручку, и дверь открылась.

Почему я ни разу не пробовал открыть её до сих пор? Не знаю.

Сначала я никого не заметил, но потом, протиснувшись мимо дерева, перегораживающего вход, увидел, что на земле спиной к башне, прислонившись к стволу, сидит прелестная молодая женщина. Её лицо показалось мне смутно знакомым, но я не мог понять, кто это. Она посмотрела на меня и улыбнулась.