— Спрашивал, — засмеялся Гнатюк. — Интересовался, что ты крутился около скал, чего вынюхивал?
— А ты?
— А что я? — удивился Гнатюк. — Правду сказал. Ну почти правду. Сказал, что ты посланник кремлевского волшебника Влада.
— Жаль, про царевну не спросил, — вздохнул Кторов. — Вдруг она и в самом деле у них в подземельях в хрустальном гробу лежит.
— Поцеловал бы? — засмеялся Гнатюк.
— Не знаю, — пожал плечами Антон. — Ты только прикинь, она, может, столетия там лежит. Все ее знакомые умерли давно, а она лежит, спит себе. Если об этом думать, с ума сойти можно.
Павел Гнатюк посмотрел на растерянного Кторова, улыбчиво хлопнул его по плечу.
— Не дрейфь, разведка! Понравился ты ему. Так понравился, что он тебе даже подарочек поднес. Держи! — и сунул в руки двусторонне круглое зеркальце.
— Я что, баба какая? — ледяным голосом поинтересовался Антон. — Может, мне еще маникюр сделать?
— Чудак человек, — засмеялся Гнатюк. — Да я б такому подарку не то чтобы обрадовался, из рук бы его не выпускал! Это же не просто бабье зеркало, Гимли мне уже объяснил, как им пользоваться. Приходишь, скажем, на место преступления, а зеркало тебе показывает, что здесь происходило за двое суток до преступления и что произойдет еще через двое суток после него. Да такому подарочку, ежели его с умом использовать, цены нет!
— Ну и оставь его себе! — Гнатюк искренне протянул зеркало чекисту. — Тебе оно больше понадобится.
— Э-э, нет, браток, подарки гномов передаривать нельзя. Если передаришь, то вещь сразу лишается всех своих качеств. Пусть у тебя остается.
— А ты что выменял?
— А я, брат, нужные вещи взял. Два пулемета с нескончаемой лентой. Легонькие, удобные. Их к нашим двум — и привет Кумку, ваши не пляшут! — С горечью добавил: — Уходят они. Совсем уходят.
— Что так?
— Шумно здесь становится. А они внимания не любят. Кто знает, где теперь объявятся. Раньше они под Аджимушкаем жили, потом к нам пришли. Только нигде им покоя нет. Понятное дело — всем посмотреть охота. От любопытствующих отбоя не стало.
Некоторое время они шагали молча.
Антон задумчиво вертел зеркальце в руках. Полированные поверхности его отражали что-то невнятное, торопливое, размывчатое.
«Это потому, что я иду», — сообразил Антон, и тут же ему в голову пришла еще одна совершенно уже невероятная мысль.
— Слушай, Паша, — сказал он. — Ну коли мне такое славное зеркальце подарили, не посидеть ли нам в ЧК, не посмотреть, что там будет происходить в ближайшие двое суток?
Гнатюк остановился, посмотрел на товарища, потом увесисто двинул его в бок.
— Тю, — сказал он, — богатая мысль тебе в голову пришла, товарищ Кторов. Побачим як в синема, только грошей на билет тратить не треба.
Картина синематографа, увиденная ими, оказалась печальной. Такую фильму и смотреть не хотелось.
— Может, брехня все это, — не глядя на Кторова, пробормотал начоперотдела. — Знаешь, как оно бывает, цыганка тебе гадает одно, а на деле получается по-другому. Ты в голову не бери, главное, кончим мы их, не сбегут, за то я тебе ручаюсь. Кторов молчал.
Южный свежий ветерок дул с моря, остужал горящее лицо, успокоительно топорщил короткие волосы.
— Та не думай ты об этом, — снова сказал Гнатюк. — Не надо картинкам верить, нет в них правды, видимость одна. Одно слово — синема!
— Слушай, Гнатюк, — сказал Антон. — А поклянись мне, что выполнишь одну мою просьбу?
— Чтобы мне бездетным помереть! — сказал Гнатюк. — Чтоб меня пролетарский трибунал осудил за измену Родине!
И видно было, что для начоперотдела это не пустые слова, выстрадал он их долгими рабочими ночами. — Так что у тебя за просьба?
— Если все так и случится, — сказал Кторов, — поедешь в Москву. Пой-дешь на Хитров рынок, найдешь там Татарина, его все знают, и попросишь встречи с Никитой Африкановичем Моховым. Запомнишь или тебе записать? — Балакай дальше, — подбодрил Гнатюк. — Встретишься с Моховым, отдашь ему одну вещь и скажешь, что это ему Луза с благодарностью возвращает. Сделаешь?
— Сделать-то сделаю, раз обещал, — усмехнулся Гнатюк. — Только вот никакой вещи я не вижу.
— Придет время — увидишь, — Антон взял товарища за руку и рывком развернул чекиста к себе. — Сделаешь?
— Да сделаю, сделаю, — заверил Гнатюк. — Сам сделаешь. Мы с тобой послезавтра еще посмеемся над всеми страхами. Вот клянусь, сам выпью, Оську напою, семь бед — один ответ. Не съест же меня Дарья Фотиевна! Уедешь в столицы и это еврейское чудище с собой увезешь.
Часть дороги они опять прошагали молча.
— А кто он, этот Никита Африканович? — спросил Гнатюк.
— Большая фигура в Москве, — усмехнулся Кторов. — Батар всего преступного мира, ему в ноги Иваны кланяются, поддувалы в зад подобострастно и сладостно целуют.
— А почему ты ему какую-то что-то должен отдавать? — снова спросил Гнатюк, старясь идти в ногу с товарищем. — Ты-то к нему какое отношение имеешь?
— Не отдать, а вернуть, — поправил его Антон. — Должок за мной. А это такой должок, что его и после смерти отдавать положено.
— Не каркай! — сказал чекист.