— Никакая это не гроза, — сказал Дворников. — И стрелять там некому. Это явление называется бронтиды, а вот откуда он берется, никто не знает. Иногда вообще странный звук слышится, словно басовая струна на гитаре лопается. А в шхерах часто слышится стук, словно скорый поезд идет.
— И что? — с интересом спросил Скиба, — никто ничего про эти самые бронтиды не знает?
— Голос озера, — сказал Дворников. — Вот только откуда он у Ладоги, никто сказать не может.
— Я смотрю, загадок здесь хватает, — капитан зазевался, влетел лицом в липкую влажную от росы паутину и густо, но вполголоса заматерился.
— Да вы не бойтесь, — сказал Дворников. — Эти пауки неядовитые. Вам-то ничего, а вот пауку теперь несколько дней паутину плести.
— Хрен с ним, пусть плетет, — зло сказал капитан, сдирая с лица приставшие остатки паутины.
Пахло сыростью и грибами.
— А у меня сапоги промокли, — сообщил Дворников.
— Следить надо было! — сказал капитан. — Вы у меня, как дети малые, все о вас начальство должно заботу проявлять.
Неожиданно впереди наступила тишина, и мы насторожились.
В лесу никогда не бывает полной тишины — шумит листва деревьев, поскрипывает кустарник, журчат ручьи, в кустах кто-то шуршит, чавкает, чмокает, щебечет птичья мелочь среди ветвей, все это создает фон, который иногда называют лесной тишиной. Приближение человека можно услышать издалека: вдруг замолкают птицы, а потом начинают нервно вопить сойки, сопровождающие человека и предупреждающие криком о его появлении остальной лес.
Сейчас сойки надрывались, словно через чащу ломился мамонт.
Собственно, их крик еще ничего не значил. Известное дело, птицы — дуры, они верещат по любому поводу. Они могли кричать на человека, но с таким же успехом они могли сопровождать идущего по своим делам лося или отбившуюся от стада корову. И все-таки их крик заставил нас собраться.
Тот, кого сопровождали птицы, шел прямо на нас. Судя по качающемуся кустарнику, это был человек, и шел этот человек один. В войну люди редко расхаживают по лесу в одиночку, мог, конечно, это оказаться и местный житель, решивший срезать путь безопасным сухим путем, но с таким же успехом это мог оказаться враг.
— Дворников, — капитан показал рукой место, куда надлежало перейти Сергею Семеновичу. — А ты, Масляков, держись рядом. Смотрите в оба!
Между приближающимся человеком и нами была небольшая низин-ка, в которой среди невысокой травы светлели лужи, образовавшиеся после недавнего дождя, чтобы их обойти человеку требовалось время, и это давало нам определенную фору.
Но, похоже, что человек плевал на грязь и лужи и привык двигаться напрямик.
Кусты раздвинулись…
Нет, я ко всему был готов. Я был готов к тому, что на нас сейчас выйдет группа вооруженных до зубов диверсантов, к тому, что путник окажется женщиной, разыскивающей свою корову или козу, даже к тому, что это окажутся коллеги, ведущие розыск поблизости и по ошибке зашедшие на чужую территорию. Но существо вообще не было человеком!
По той стороне балки на нижних лапах шло странное существо, напоминающее огромную обезьяну. С головы до ног оно было покрыто бурой шерстью, физиономия существа напомнила мне питекантропа, реставрированный макет которого стоял в зале краеведческого музея. Только в областном краеведческом музее питекантроп был каким-то невысоким, щуплым, а здесь перед нами предстал гигант более двух метров ростом, мышцы его были напряжены и говорили о неимоверной силище существа, ноздри его нервно раздувались, словно обитатель леса почуял нас. Существо замерло, настороженно оглядываясь по сторонам, потом шагнуло назад, и кустарник сомкнулся, скрывая его сильное тело.
— Черт! — сказал Скиба негромко. — Что это было, мужики?
— Обезьяна какая-то, — растерянно сказал я. — Здоровенная!
— Я сам видел, что она здоровенная, — Скиба закурил папироску, несколько раз торопливо и нервно затянулся и бережливо притушил окурок, спрятав его в пачку. — Только не водятся обезьяны в этих лесах, Масляков. Это тебе не Африка и не остров Мадагаскар!
— При чем тут Мадагаскар? — удивился я.
В самом деле, Африку я еще принимал, а остров Мадагаскар — нет. Об этом острове у меня были самые отрывочные познания.
— Дворников, ты его видел? — уже не обращая на меня внимания, спросил Скиба.
Сергей Семенович, опасливо озираясь по сторонам, подходил к нам, держа автомат наготове.
— Видел, — сказал он. — По виду — обезьяна. Может, из цирка сбежала? Война ведь, эвакуировали, да клетку плохо закрыли, вот она и рванула на свободу, благо лето и кормов до хрена.
Как ни странно, такое объяснение устроило всех. Правда, не до конца.
— Вот и напиши о ней в рапорте, — сказал капитан Скиба. — Быстренько в желтый дом отправят, и будешь до конца своей жизни объяснять врачебной комиссии, какой сегодня день!
— Вряд ли, — трезво рассудил Дворников. — Скорее, решат, что закосить от фронта думали. И направят на излечение в штрафной батальон.
Дворников был прав, за обезьяну в ленинградских лесах можно было вполне очутиться в штрафбате и еще радоваться, что дешево отделался.
— Надо был бы подстрелить его, — решительно сказал Скиба.