— Сами вы дураки, — разгорячился Махов. — Если хочешь знать, то такое и в самом деле бывает. Вон, Степа Снегирев из Черемухино с русалкой слюбился, а через девять месяцев ребятенка с берега принес. Крепкий такой мальчуган. У них ведь строго, если девочка — они ее сами воспитывают, а мальчик родится — земному отцу отдают. Степка с матерью своей мальчишку воспитывал, так я вам так скажу, в полтора годика ребятенок так плавал — рыбе за ним не угнаться. И все время отца на берег тянул. Нравилось ему в воде-то.
— А потом? — не утерпел Дроздов.
— А что потом? — удивился лесник. — Вырос мальчишка-то, здоровенный вымахал, а чего ему — за все время не болел ни разу, даже насморка не имел. Плавал! Ладогу мог запросто в самом широком месте перемахнуть. Под водой минут по восемь держался. Знать, мать ему такие способности передала! А в сороковом забрали его служить на флот, говорят на «Марате» служит, коли не убили.
Некоторое время мы все молчали.
Смеяться над стариком не хотелось. Да и что смеяться-то зря, может, правду он рассказывал, в жизни ведь порой с каждым такое случается, что всем окружающим сказкой кажется, сам обижаешься потом, что тебе не верят.
Небо между тем затягивали быстрые облака. У нас так часто бывает — ясный день, солнышко светит, а через час все в обложных тучах и с небес затяжной — дня на три-четыре — дождик сыплется.
— Ночью дождь будет, — сказал капитан озабоченно.
Лесник поднялся из-за стола.
— Пойдем, — сказал он Дворникову. — Жиру дам. Сапоги смажете, чтобы ноги не мокли.
Глава двадцать первая
Чьи в лесу шишки?
Погодка была, как выразился Паша Дроздов, хоть святых выноси.
С Ладоги дул порывистый ветер, моросил мелкий дождь, и капли его противно шлепались с листьев в многочисленные лужи. Плащ-палатки казались глянцевыми, под ногами хлюпала раскисшая земля, и надо было быть очень внимательным, чтобы не поскользнуться на мокрой кочке.
Над головами висело низкое серое месиво туч. Казалось, тучи едва не касаются верхушек деревьев.
— И вот гляжу я, — вполголоса рассказывал лесник нашему капитану, — катятся из леса маленькие фигурки. Только что поставил их на номера, а они уже бегут. И быстро бегут. Гляжу, а это тот самый деятель из Смольного и второй с ним — из профсоюзов. А за ними кабан намылился. Видать, они его подранили, кабан за ними и погнался. Добегают они до дерева — дуб в пять охватов, я тебе его потом покажу, ближайшие сучья на трехметровой высоте…
— Слушай, Василий Поликарпович, — спросил вдруг Скиба. — На твоей территории случаи браконьерства были? Ну, когда у тебя по зверью стреляли, а вот кто именно, ты так и не выяснил?
Лесник подумал.
— Были, — неохотно сказал он. — Сначала я думал, что это местные шалят, потом, когда лосиху у Большого ручья завалили, я пошел смотреть, а там из автомата стреляли. Ну, решил, что военные решили свежаком побаловаться. Потом еще пара случаев имела место. Вам ведь военным это все запросто — сел на машину и проскочил туда, где зверю раздолье.
— Далеко отсюда?
Лесник осмотрел лес, прикинул и сказал:
— Километров пять, не более.
— Место покажешь? — спросил капитан.
— А чего не показать, — согласился лесник. — Если ноги бить не жалко…
Тут я сообразил, что именно надумал Скиба. Браконьерить, конечно, могли и военные, только сомнительно было, чтобы их под это дело от службы освободили. А если это не были военные, то кто это мог быть? Только немцы или дезертиры — в любом случае пришлый и опасный народ. Только если дезертиры тут шуровали, они бы уже давно заглянули на кордон. Опасаться встреч с людьми могли только люди из немецкой разведки, стало быть, наша потенциальная клиентура. И охотиться тайно тоже могли только они. От этого настроение сразу поднялось. Одно дело месить лесную грязь просто так, совсем другое — если появляется интерес. К немцам, что могли нам попасться в лесу, я ничего кроме ненависти не испытывал. Я их под Ленинград не звал, они сами сюда явились. А моя обязанность заключалась в том, чтобы обеспечить им здесь их жизненное пространство — по четыре кубометра на человека.
— А вот был еще один случай, — сказал лесник. — Приехали к нам в лес поохотиться два генерала…
— Тихо, — сказал капитан Скиба и остановился. — Слышите?
К тому времени все мы были людьми опытными, выстрел ни с чем бы не спутали.
Стреляли — это точно. Довольно далеко стреляли. Сначала короткая очередь раздалась, потом, с небольшим интервалом, — три одиночных выстрела послышалось.
А потом мы услышали рев.
Так мог реветь только раненый зверь. Изумление, ярость, боль безысходности были в этом реве.
А потом все смолкло.
— Кто-то на зверя нарвался, — уверенно сказал Махов. — Да не положили сразу. Плохо им будет.
Тогда мы и не предполагали, насколько им будет плохо.
Минут через сорок мы вышли к лесной поляне.
Лесник Махов хорошо знал лес, он прекрасно ориентировался на местности и потому вывел нас точно к месту случившейся трагедии.