Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

После пьяной драки с писателем Макрелевым, который неодобрительно отозвался о творчестве нашего героя, Письменный в благородном негодовании вытянул соперника тростью по облысевшему черепу и тут же предъявил правлению справку, что по причине здоровья ему нельзя поднимать больше трех килограммов, и членский билет Всероссийского общества «Трезвость». Дело происходило на юбилейном вечере, могли сказать, что он усугубил и находился в не совсем вменяемом состоянии. Членский билет утверждал обратное и всю вину перекладывал на Макрелева, который в обществе «Трезвость» не состоял.

Ночами Письменный творил.

Для этого он брал несколько книг или журналов, подбирал литературу по теме, и переписывал из нее отдельные главы, которые добросовестно соединял вновь придуманными героями. Книги выходили, но подлинного творческого удовлетворения не было.

И все было хорошо, но хотелось славы, Нобелевки в области литературы, на худой конец приличных тиражей.

Информацию о том, что в городе появился предприниматель, скупающий души, Письменный принял с настороженностью — мало ли кто и что говорит!

Наведя справки у знакомых, Письменный понял — вот он, его золотой миг! В конце концов, что есть человеческая душа? Пар, не более. Что же ее беречь? Нет, конечно, свою душу Георгий (Юрий) Письменный ценил высоко, это вам не душа, скажем, поэта Васькина или того же прозаика Макрелева. Да и откуда у них души, так, видимость, пар, возникающий на время и потому ничего не стоящий. Душу имел один Письменный, и душа эта была нежная, ранимая. Такую только справками защищать.

Надев черный костюм и лучшую шляпу, захватив с собой удостоверение ветерана труда, необходимый запас справок и Почетную грамоту от Конторы Глубокого Бурения, Письменный посетил ООО «ДА».

И надо было такому случиться — на входе в салон он встретил коллегу.

Член Союза писателей Виктор Ростков всю жизнь собирал не единожды уже собранный урожай — писал о трудной судьбе крестьянства. Писалось ему довольно легко, ведь что бы в мире ни происходило, положение крестьянства не менялась, как у больного, находящегося в коме. Сборникам своих стихов Виктор Ростков давал названия незамысловатые: «Смирение», «Лучина» или что-то близкое к этому. Ростков проживал в районном центре области, являлся сельским интеллигентом и для того, чтобы поддерживать образ, на его постоянно взлохмаченной благородно седой голове вечно темнела шляпа. Ростков считался меценатом и покровителем местных поэтов, многим прелестным девушкам из провинции он давал рекомендации для поступления в Союз писателей, но все его благие намерения неизменно разбивались о твердый характер секретаря областного отделения Союза Биксиной. Нет, у самого Росткова стихи были хорошими, но вот разборчивости при даче рекомендаций он не проявлял.

К тому же с ним постоянно случались разные неприятные, но забавные истории. Однажды Ростков посетил на дому товарища по перу деревенского прозаика и поэта Лебядкина, который прославился тем, что написал и издал за свой счет несколько шестидесятистраничных романов, повествующих, разумеется, о распаде и гибели села и о безнравственных отношениях, входящих в жизнь трудового крестьянства. Лебядкин был рад гостю, он немедленно полез в погреб, достал оттуда нехитрую крестьянскую закусь и двухлитровую банку самогона. Зажег свечу.

— Так поэтичнее…

Творческие посиделки длились недолго, пил преимущественно хозяин.

После второй стопки Лебядкин читал стихи, после третьей — играл на гармошке, опрокинув четвертую, делал и то и другое одновременно; умаялся, налил себе пятую стопку и похвалился:

— А ко мне в сторожку инопланетянка залетела… Ух я ее! По всякому…

После шестого стопарика Лебядкин недоуменно оглядел сидящего напротив Росткова и зловещим шепотом спросил:

— А ты кто такой?

Ростков жил в твердой уверенности, что все люди братья и потому должны жить в мире. Однако в этот вечер его ждало жестокое разочарование — пьяный Лебядкин схватил его за воротник и вытолкал на мороз, даже шапку надеть не дал, а вслед уходящему Росткову обидно прокричал:

— Ходят тут всякие, а потом соленые огурцы из бочек пропадают!

Семь километров по ночной снежной целине в расстегнутом пальто и без шапки едва не привели к пересмотру Ростковым духовных ценностей. Он задумался, действительно ли все люди братья? И неизвестно к чему бы он пришел, возможно, стал бы нелюдимым мрачным мизантропом, если бы не калитка родного дома. Оказавшись в тепле, присев близ теплой печки с томиком гениального певца деревни Есенина в руках, Ростков тепло подумал, что все люди действительно братья, только, как это часто бывает, среди братьев попадаются и неправильные. Грех на них камень за пазухой держать — даст Бог, исправятся, встанут на путь истинный, а кто же им в этом поможет, как не он, Ростков! Но в гости к нему больше ходить не стоит, пусть сам заходит!

После этих благостных мыслей, Ростков подсел к столу и начисто, без единой помарки написал стихотворение: