Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— А теперь ходу, Константиныч!

Они успели добежать до противоположной стороны улицы, и в это время в гостинице грохнуло. Из окна номера повалил черный дым, который, свившись в жгут, унесся в небеса.

— Ты что, гранату к двери привязал? — ужаснулся Русской, глядя на языки пламени, взметнувшиеся над этажом.

— Где бы я тебе ее взял? — Жора подтолкнул товарища в спину. — Иди, не останавливайся, нам еще в аэропорт надо успеть, пока местная полиция не выяснила, кто номер снимал! Не было у меня гранаты. Я бутылку с джинном привязал. Так привязал, что когда дверь открыли, пробка из кувшина просто обязана была вылететь. А все остальное он уже сам! Жалко, конечно, но своя шкурка дороже!

— Вот видишь! — непонятно за что упрекнул Русской товарища. — Слушай, а если бы он не стал жечь и разрушать? Рисковал ты, Жорочка, сильно рисковал. Он ведь запросто мог с киллерами договориться. Все-таки три желания… Как ты думаешь, какое желание у них было бы первым?

Жорик взмахом руки остановил желтое такси. Но прежде чем они в него сели, Хилькевич негромко сказал:

— Никакого риска, братан! Понимаешь, я его перед употреблением хорошенько взболтал. А хорошо взболтанный джинн ничего строить не будет и за сокровищами не полетит. Прикинь, каково жидкости в миксере! Ему было не легче. Я сразу понял, что прежде он отыграется на тех, кто окажется рядом. И тут уж, ты поверь, не до переговоров! Твоим киллерам только и оставалось, что держаться, а еще лучше бежать. Но ведь это джинн, Константиныч! Куда убежишь, если тебя начинает мочить дух огня?

Глава двадцать первая

Не дай вам Бог оказаться в пустыне без должной подготовки! Жара, хочется пить, кажется, что ты сидишь на раскаленной сковородке, которую сладострастно держит в руке дьявол.

— Вот невезуха, — сквозь зубы прошипел Илья Константинович, — лучше бы все тогда, в гостинице, кончилось! Пропадем мы тут, Жора!

Жора Хилькевич повел плечами.

— Не дрейфь, Констнтиныч, я тебе так скажу — холод еще хуже. Тут можно сказать — загораешь. А на севере зуб на зуб не попадает, а согреться негде. Вот это, блин, я понимаю — непруха!

— Везде хорошо, где нас нет, — философски пробормотал Русской, с вожделением представляя себе ма-аленький островок, омываемый волнами Северного Ледовитого океана.

И тут они увидели негра. Говоря политкорректно, на бархане стоял самый настоящий афроафриканец — цвета баклажана, с фиолетовым оттенком.

Афроафриканец был высокий, но худой.

Лицо его лоснилось от жары, набедренную повязку негр надел лишь ради приличия, поэтому на одетых европейцев он смотрел с жалостливой брезгливостью и недоумением. Негр покачал курчавой головой — эти белые себя не жалеют, а уж о верблюдах что тогда говорить? Нет, эти белые хуже арабов, клянусь Джабраилом!

— Опять мираж, — раздраженно сказал Жора Хилькевич и ударил по видению негра ногой, ожидая, что сейчас это изображение заструится и растает в мареве, клубящемся над раскаленным песком.

Негр обиженно взвыл.

— Живой! — удивленно сказал Илья Константинович Русской.

— Мираж, — устало и упрямо сказал Жора. — Здесь все миражи. Одни миражи. А это — говорящий мираж!

Илья Константинович с сомнением посмотрел на аборигена.

На мираж абориген явно не походил. Физиономия у него была самая что ни на есть людоедская, да и ухватки отчаянные. Обиженный подлым ударом, негр принялся проклинать непрошеных гостей, причем к проклятиям отнесся со всей обстоятельностью мусульманина и аборигена южных земель — начав с самих путешественников, он, судя по отдельным понятным этим путешественникам словам, неторопливо, но гневно перешел к их родителям, упомянул бабок с дедом и постепенно углубился в более древние времена — хорошо если не до двенадцатого колена.

— Во чешет! — с явным одобрением сказал Жора. — А ведь я ему даже между ног не попал! Прикинь, как он тогда бы выступал! Но я знаю, как с ними надо обращаться. Надо его баксом заинтересовать. Я однажды в Гарлем по ошибке забрел. Там черные отчаянные, пока я их баксами не заинтересовал, никак общего языка не могли найти. Ну, сорри, сорри, братила! — он торопливо полез в карман мокрой от пота рубашки и попытался пошелестеть свернутой купюрой. Влажная купюра шелестеть не хотела, однако негр сразу замолчал и проявил заинтересованность — даже приплюснутым носом зашевелил. Протянутая ладошка была розовой.

Жорик удовлетворенно хмыкнул и сунул негру купюру.

— It sounds reasonable! — пробормотал негр, пряча деньги в набедренную повязку.

— Разумно, разумно, — Жорик выпятил грудь, поднял правую руку и важно сказал: — Хау!

— Жора! — укоризненно вздохнул Русской. — Это же не Голливуд!

— Are you sure? — пожал черными лоснящимися плечами абориген, но спорить не стал. А чего спорить, если люди и сами не уверены?

Жора Хилькевич, оттопырив нижнюю губу, исподлобья разглядывал негра.

— Так не бывает, — сказал он наконец. — Ты сам посуди, поблизости ни одного городка, а мы с тобой аборигена встречаем, который шпарит по-английски не хуже президента США. И баксы он взял. Чего ему в пустыне с баксами делать, Илюша? Зачем нигеру в пустыне баксы?