Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— Делают паршиво, — философски сказал Жора. — Там умеют, они профессионалы, а мы любители. Это же как в боксе — профессионал всегда начистит рыло любителю. Ну почти всегда!

Негр даже на ноги вскочил.

— Вот! — белозубо ухмыльнулся он. — Именно! Почти! Но ведь иной раз и любитель может профессионалу рыло начистить! А почему? Почему?

— Настроился лучше, — сказал Хилькевич. — Нет, Гуталиныч, я признаю, что темнокожие боксеры покрепче белых бывают, но ведь иной раз и белый цветному так рыло начистит, что душа ликует, словно Бог твою молитву услышал! Веришь?

Негр поднял указательный палец. С одной стороны палец был черным, а с другой — розовым.

— Так я тебе о вере и говорю! — победно возгласил он.

Илья Константинович хотел сплюнуть еще раз, но пересохшая глотка не дала этого сделать.

— Жора! — позвал он.

Хилькевич с видимой неохотой оглянулся.

— Константиныч, — просительно сказал он. — Не мешай, похоже, Гуталиныч дело говорит! Токо-токо до сути добрались.

— Ну, пообщайся, — с досадой разрешил Русской. — А я пока погуляю немного, может, колодец или родник найду. Пить хочется.

— Ну, погуляй, — разрешил Жора и снова повернулся к чернокожему собеседнику.

— Смысл в твоих словах вроде бы есть, — признал он. — Так говоришь, японский телевизор реже ломается только потому, что люди в него верят?

— Именно, — собеседник опять повторил жест Майкла Джексона, словно проверял, все ли у него на месте, не пропало ли чего жизненно необходимого.

Илья Константинович вздохнул и принялся медленно спускаться по бархану. Песок скрипел под ногами, песок скрипел на зубах, песок набивался в карманы и за пазуху — белый плотный песок, которого всегда не хватает в строительстве, но совершенно ненужный сейчас. Илья Константинович прикинул, каково было евреям, которых сорок лет водили по таким вот барханам, и невольно посочувствовал богоизбранному народу. До самого горизонта не наблюдалось ничего мало-мальски похожего на источник. Пить хотелось нестерпимо. Это ведь естественно, стоит насильственно лишить человека чего-то существенно необходимого, как он тут же начинает именно этого желать. Спустившись, Илья Константинович подавленно огляделся. Небо казалось выцветшим, оно было одного цвета с песками пустыни.

Прямо у ног Русского темнел чахлый кустик. На нескольких тоненьких веточках торчали в разные стороны не то шипы, не то колючки.

Над барханом полыхнуло.

Русской поднял голову. Над головой медленно плескалось море. Волны лениво набегали на каменистый берег и откатывались назад, оставляя после себя шипящие струйки. Среди камней зеленели водоросли и копошилась какая-то живность. Море было таким манящим и ласковым, что хотелось немедленно остаться в плавках и броситься в пологие волны. Илья Константинович даже вздохнул от несбыточности желаний. Где-то у горизонта белел одинокий парус, глядя на который сразу же вспоминались знаменитые строки Михаила Юрьевича Лермонтова. Илье Константиновичу даже почудился свежий ветерок, рожденный прибоем.

Между тем картина в небесах изменилась. Теперь на небе появился аккуратный оазис. В центре его было голубоватое озерко воды, скалы скрывались в зелени травы и кустарников, а над всем этим великолепием возвышалось десятка полтора пальм. С небольшого гранитного утеса в озера низвергался неторопливый водопад. На одной из пальм сидел огромный попугай и, склонив голову, с явным сарказмом разглядывал Илью Константиновича. Картина была заманчивая и недостижимая. Русской вдруг ощутил, как солнце стянуло кожу на скулах. Если эти картинки и в самом деле каким-то образом демонстрировал их собеседник, он, несомненно, заслужил медленную и мучительную смерть.

Илья Константинович сел на песок и печально посмотрел под ноги. По песку медленно полз скорпион. Непонятно, зачем он вылез на свет божий до наступления сумерек. Похоже, скорпион и сам ошалел от своей смелости — он задирал хвост с шипом и озирался, выглядывая внешних врагов. На Илью Константиновича насекомое внимания не обратило. Размеры Ильи Константиновича были несопоставимы со скорпионскими представлениями о жизни.

С трудом поднявшись на ноги, Илья Константинович вернулся к товарищу.

Негра уже не было. И пустыни не было. Зеленел приятный глазу оазис с круглым голубым озером, окруженным пальмами. В озере, счастливо отфыркиваясь, плавал Жора Хилькевич.

— Ныряй, Константиныч! — заорал он. — Хорошо, у меня наличка была. Всего в полтинник и обошлось.

— Откуда? — Илья Константинович сел на круглый камень.

— Знаешь, — Жора нырнул и вынырнул, выпуская изо рта струйку воды. — Гуталиныч меня убедил. Что такое реальность? Это то, во что мы верим. Главное — поверить, понял? Вот я и поверил. А чего терять? И вот гляди, — красотища-то какая! Плавай — не хочу! Не, блин, я пока не накупаюсь — отсюда никуда.

— Значит — уверовать? — Илья Константинович сел на берегу, внимательно разглядывая благодушно плещущегося в озере товарища.

— Братан, — Жора поплескал водой на пухлую грудь. — Ты вроде купаться не хочешь?