Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

Генерал Макклейн был изрядно возмущен полученной радиограммой. Если в Вашингтоне ему не доверяют, то пусть присылают другого генерала, а лично ему, Макклейну, на месте виднее, начинать военные действия или время терпит. После такого недоверия у любого генерала есть два выхода — он уходит в отставку либо в запой. Генерал Макклейн нашел третий выход — он приказал своей маленькой армии выступить в поход. Конечно, он был не нов — еще английский адмирал Нельсон, получив сигнал, противоречащий его военной натуре, приложил подзорную трубу к выбитому глазу и хмуро сказал: «Ничего не вижу!», после чего приказал продолжить атаку. По примеру английского морского рубаки и поступил генерал Макклейн.

Теперь представьте себе происходящее — в заснеженных торосах гудят несколько вездеходов, в которые сноровисто прыгают с воплями «Go! Go!» бравые американские спецназовцы. Рядом топорщат в небеса тонкие стволы пушек десантные машины огневой поддержки. Нервно покуривает генерал Макклейн. Рядом стоит мрачный полковник Вудсон. Понятное дело, почему он мрачен. Боевые операции затевают генералы, а расхлебываются за их конечный результат подчиненные полковники. Хорошо еще, что полковник не знает о радиограмме из Вашингтона, в противном случае он выглядел бы куда скучнее.

Весело пританцовывает на хрустящем, как накрахмаленная простыня, снегу русский генерал Гамов. О радиограмме он знает, она перехвачена сразу же, поэтому Гамов отлично понимает, что Крепкий Орешек нарывается на крупные неприятности. Но Гамову на это наплевать, более того, он немножечко рад происходящему. Два генерала с трудом уживаются в одном генштабе и едва терпят друг друга на одном материке. А с чего, как вы думали, начинаются войны? С этой самой неуживчивости и оружия под рукой. Для наглядности можем произвести простой эксперимент — возьмем двух генералов, отправим их на пенсию и поселим в коммунальной квартире. Да им именного оружия не надо, через полмесяца один другого обеденной вилкой заколет!

И все-таки русский генерал старался быть объективным.

— Может, не стоит? Ты, Джон, сильно рискуешь, — сказал он. — Я тебя понимаю, но они еще и российские граждане. Пусть их по дипломатическим каналам выручают.

— Знаю я этих дипломатов, — мрачно сказал генерал. — Полгода ноту писать будут и даже не подумают, есть ли у пингвинов кому ее читать.

— Ну, как знаешь, — сказал Гамов. — А я давно уяснил, что инициатива наказуема. Пойду, посмотрю, что там спутники показывают. Держись на связи, вдруг что интересное для тебя будет.

Маленькая армия выступила в поход.

Генерал Гамов проводил ее взглядом, потоптался у входа в домик и с радостью нырнул в тепло. Полюс он и есть полюс — здесь даже лето морозом дышит. В таких условиях только пингвинам и воевать.

* * *

— Нет, братила, — с нервным смешком сказал Жора Хилькевич. — Дисциплинка у них! Стоят, как в армии. Серьезно. Им только на парадах выступать, если бы лапы тянуть до нужной высоты могли. Но ведь не получится у них парадного шага, мамой клянусь!

— А ты что, служил? — без особого энтузиазма поинтересовался Илья Константинович.

— Нет, рассказывали! — огрызнулся Жорик. — Да я, если хочешь знать, два года в морской пехоте потом обливался. В конце службы чуть медаль за освобождение Калининграда не получил. — Освобождение от кого? — удивился Русской.

— От ментов. Столько их там было, прямо в глазах серело, как в увольнение пойдешь… Слышь, Константиныч, а какого хрена они здесь собрались? — Ты меня спрашиваешь? — удивился Русской. — Ты их спрашивай!

Они находились в огромной пещере, освещенной странным светом — словно люминесцентные лампы горели где-то вверху. Большая часть пингвинов разного размера ровными рядами стояла в одной половине пещеры, на противоположной стороне располагалось десятка два пингвинов с желтыми хохолками на головах. В отличие от других, они стояли не по ранжиру, отчего желтые хохолки образовывали на расстоянии причудливую извилистую линию. Внимание остальных пингвинов было приковано к сородичам, стоящим на противоположном краю пещеры. Крайний пингвин вдруг нервно вздернул свой хохолок. Толпа пингвинов взорвалась восторженным клекотом. Движение первого пингвина повторил второй — но уже в середине строя. В последующие минуты хохолки пингвинов взметались то тут, то там, пингвины вскидывали хохолки поодиночке, попарно, небольшими группами, а иногда все вместе — причем очень синхронно и слаженно. Остальные пингвины, наблюдавшие за сородичами, восторженно кричали. Особой красоты в этих криках не было, но приходилось терпеть.

— Братила, — потрясенно сказал Хилькевич. — Знаешь, что это? Это же концерт! Точно, это концерт! А эти, что у стеночки, — самые настоящие артисты!

Большим специалистом по пингвинам Хилькевич не был, а потому не знал, что видит так называемых золотоволосых пингвинов Eudyptes chrysolophus, но главное он угадал — это были артисты.

— Какие артисты? — презрительно сказал Русской. — Встали у стены и хохолками машут!