Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— Они людей из беды выручают, — возразил Сударушкин. — Между прочим, наших, русских. Только гражданство ихнее. И не лейте суп на американцев. Нормальные люди. Они за своих граждан душой болеют.

Это у нас, русских, если кто за рубежом окажется в беде, так ты хоть в гареме арабском загнись, хоть в израильском публичном доме — никто тебе не поможет.

— А с чего это ты решил загибаться в каком-то гареме? — прищурился Якубович. — Тем более в публичном доме? Гормоны заиграли?

— Бред! — с отвращением сказал Быков, отрываясь от отчета. — Это вы, ребятишки, с безделья мучаетесь. Сударушкин, возьми Якубовича, и отправляйтесь вы готовить станцию к консервации. Сегодня нас отсюда погнали, завтра попросят вернуться. Такое уже не раз бывало. Я помню, в две тысячи пятом в Арктике…

— Неужели белые медведи взбунтовались? — язвительно поинтересовался Сударушкин.

— Дурак ты, — хмуро сказал Быков. — Какие медведи? Землетрясение на Новой Земле случилось. Сами знаете, сколько там разных испытаний наши провели. Вот и аукнулось. Ну, наши СП в режиме быстрого вальса… Вот так! А ты тоже хорош! Я понимаю, Антарктида, оголодал немного. Но не до той же степени, чтобы на такого крокодила, как Дафна, бросаться. Или тебе главное, что она американка? Может, ты жениться решил, чтобы гринкарту таким образом получить?

— Только вот этого не надо, — смущенно сказал Сударушкин. — И вообще, один поэт когда-то написал, что может быть тело дворняги, а душа — нежнейшей породы.

— У нее и тело крокодила, — убежденно сказал Быков. — И душа аллигатора. Сожрет она тебя, Сударушкин, со всеми твоими американскими счетами сожрет и не подавится!

Снаружи что-то ахнуло, заставив начальника комплексной антарктической экспедиции замолчать и прислушаться.

— Стреляют? — вслух подумал Быков.

— Ты как Саид из «Белого солнца пустыни», — ворчливо пробормотал Сударушкин. — Американцы работают.

— Двадцать вторая серия «Освобождения», — вздохнул Якубович. — «Спасем рядового Райана». Боюсь, испортят они отношения с пингвинами, вконец испортят.

Ахнуло еще раз. И всем стало понятно, что это не выстрелы. Где-то что-то взрывали.

* * *

Возвращение американского спецназа на базу выглядело менее торжественно и красиво. Подавленные бойцы покидали машины.

— Факеры! — совсем не по-американски вздохнул генерал Макклейн. — Хотел бы я знать, какая тварь им взрывчатку продала? Сейчас он не казался похожим на Крепкий Орешек — скорее, генерал походил на «орешек разгрызенный». От одной мысли, что его «разгрызли» какие-то поганые безрукие рыбоеды, генерал почернел и почти не отличался от своих афроамериканских подчиненных.

— Что случилось, Джон? — участливо поинтересовался его русский коллега. — Сопротивление?

— Чертовы рыбоеды! — генерал нервно сплюнул. Плевок маленькой ледышкой звонко прошуршал по снегу. — Там пещеры, Гамов! Такие пещеры! Теперь я верю, что там когда-то обосновались боши. И они нас встретили.

— Кто? — недоуменно переспросил Гамов. — Боши?

— Рыбоеды! — видно было, что генералу Макклейну крайне тягостно назвать врага пингвинами. — Представляешь, они нас встретили!

— Засада? — понимающе кивнул Гамов.

— Они стояли открыто, — возразил американец. — Совершенно открыто. Нам и в голову не могло прийти, что затеивается что-то плохое. Всего три рыбоеда, они стояли и крутили головками. У них были яйца между ног…

— Пингвины со стальными яйцами? — генерал Гамов улыбнулся. — Понимаю, Джон, это вы иносказательно.

— Какой черт — иносказательно! — взорвался Макклейн. — Они стояли с яйцами, Гамов. И когда мы приблизились, они вдруг закричали по-английски: «Во имя святого яйца!» и ударили по этим яйцам клювами! Мы потеряли обе танкетки и один вездеход.

— Шахиды, — кивнул Гамов. — Смертники. У нас такие тоже были. Обвяжутся взрывчаткой и к дороге. Или в театр. Даже термин такой существовал — пояс шахида. «Во имя святого яйца», говорите? Это очень интересно.

— А что я сообщу в Вашингтон? Что? — вздохнул американец. — Что генерала Макклейна, героя Асуанской операции, поимели какие-то рыбоеды? Все кончено, Гамов. Я опозорен. У меня осталось два выхода.

— Каких? — с любопытством спросил русский.

Не то чтобы он не догадывался, нет — в любой армии позор можно было смыть одним-единственным способом. Поэтому Гамову было интересно, о каких двух выходах говорит его коллега.

— Уйти в отставку, — мрачно сказал Макклейн. — Или, — его темное раздраженное лицо чуточку прояснилось, — запой!

— Второй выход предпочтительней, — согласился русский. — У меня есть водка.

— «Столишшняя»? «Смирнофф»? — проявил знание предмета генерал Макклейн.

— Ни то ни другое, — покачал головой Гамов. — Но тоже неплохая — «Жириновский».

Глава тринадцатая

Дальнейшие события потрясли не только Антарктиду, они потрясли весь мир.

Вопрос о неправомерности действий генерала Макклейна пингвины поставили остро и резко.

— Это ничем не спровоцированная агрессия, — заявил пингвин, холодно глядя на Жана-Пьера Саке. — Антарктида оставляет за собой право на адекватный ответ!

И ответ не замедлил себя ждать.