— Доставили вы нам беспокойство, мистер Сударушкин, — сказал он, нервно обмахиваясь форменной фуражкой. — Шутка ли, пятьдесят шесть скандалов на сексуальной почве. Такого в нашем городке давненько не случалось. Как вы себя чувствуете? Мне кажется, вам не мешало бы пообщаться с хорошим психоаналитиком. Я не настаиваю, но с вами явно что-то происходит.
Сударушкин, которого крепко держала за руку Дафна Меддоуз, только вздыхал и тревожно оглядывался.
У входа в аэропорт стояла толпа женщин, среди которых выделались городские жрицы любви.
Они кричали что-то приветственное и вместе с тем прощальное, над женской толпой взвился наспех изготовленный транспарант. На белом ситце разноцветными губными помадами было криво начертано: «Мы с тобой, Колья! We Law Yu!» Герд Блау стоял в толпе женщин и кричал ничуть не меньше их и столь же откровенно о своих несбывшихся желаниях.
— Мистер Сударушкин, — сказал начальник полиции. — Не надо грустить. Мисс Меддоуз прекрасная женщина. Вы не можете представить, она восьмой раз выходит замуж и опять удачно. Ее не пугает даже то, что ей придется жить в дикой России. Правда, что по пригородам Москвы ходят живые медведи? Я читал в «Нью-Йорк таймс»…
— Правда, — утомленно соврал Сударушкин, — они ищут американских репортеров, которые о них пишут.
Журналисты донимали Дафну Меддоуз.
— Не боитесь ли, мисс Меддоуз, отправляться в загадочную и страшную русскую страну, о которой достоверно лишь одно — в ней властвует самая опасная мафия в мире, ее жители по-прежнему пьют больше всех на планете, и зимой там такие холода, что замерзает ртуть в термометрах?
Дафна Меддоуз широко и открыто улыбнулась.
— Нет, — сказала она. — Рядом со мной будет самый сексапильный мужчина на свете. С ним мне не страшна мафия, он меня согреет в самый лютый мороз, а что касается выпивки, то слухи о пагубном пристрастии русских к спиртному значительно преувеличены. Общаясь с ними в Антарктиде, я заметила, что они пьют не больше наших военных.
Разумеется, не остался без внимания и мистер Судьба, как прозвали репортеры Гимаева.
— Сколько вы выиграли в Лас-Вегасе? — настырно лез с диктофоном толстый журналист с повязкой на правом глазу.
— Это коммерческая тайна, — вмешался глава сицилийского семейства. — Разве вы не видите, что мистеру Гимаеву неприятен ваш вопрос? Кому хочется отвечать на подобные вопросы налоговой полиции своей страны? Кстати, какую именно газету вы представляете?
Толстый журналист сразу все понял, поскучнел и полез в задние ряды.
На этот раз самолет заказал Гимаев. Тем не менее это оказалась все та же «Цессна». Самолет взревел двигателями и, совершив пробежку по бетонной полосе, поднялся в воздух.
Сударушкин сразу нацепил на уши наушники и принялся слушать музыку.
— Армстронг? — понимающе кивнул Гимаев.
— Какой Армстронг? — громко сказал Сударушкин. — Я теперь исключительно «Коррозию металла» слушаю. Есть у них хит. «Убей француженку» называется!
Глава сицилийского клана долго махал вслед улетающему самолету черной широкополой шляпой. Убедившись, что самолет превратился в поблескивающую точку, глава семейства натянул шляпу на лысину и повернулся к своим лейтенантам.
— А теперь, друзья, за дело! Нам предстоит очень много трудиться, чтобы покрыть убытки, которые мы понесли из-за этого русского!
— Не можете ли вы назвать сумму убытков? — крикнул из задних рядов толпы толстый журналист.
— Это коммерческая тайна! — отрезал итальянец. — Желающие узнать подробности могут узнать все более подробно в подвале моего особняка.
Он раскатисто засмеялся.
Никто не засмеялся. К шуткам дона Гамбусино в Лас-Вегасе уже привыкли, а про подвал его особняка давно ходили нехорошие слухи.
Шеф криминальной полиции сделал вид, что ничего не произошло. Ну разве что один из почтеннейших и достойнейших членов городской мэрии не слишком удачно пошутил.
Глава двадцатая
Был побег на рывок, как пел в своей песне Владимир Семенович Высоцкий. Бизнесмены попросились подышать свежим воздухом, и им было высочайше разрешено. Оказавшись снаружи, друзья не стали изыскивать способы побега, а примитивно бросились бежать.
— Я лучше во льдах сдохну! — хрипел Илья Константинович. — Но сырую рыбу больше в рот не возьму!
Жора Хилькевич был с ним согласен, но ничего такого не говорил — боялся застудить легкие. А потому бежал молча и экономя дыхание.
Погоня безнадежно отстала — выпал свежий снег, и на пузе набрать скорость пингвинам было довольно трудно. Рыхлый снег не давал этого сделать, а на коротких лапах угнаться за беглецами оказалось невозможно. Но беглецов это не очень утешало. Каждый из них помнил о гигантских термочервях, плавящих лед. Появления их впереди можно было ожидать в любую минуту. Да и альбатросы, которые парили над торосами и ледяными скалами, особого доверия не вызывали. Не следовало забывать и о киллерах, которые вполне могли ожидать где-то во льдах.
— Уж лучше под пулю попасть, чем всю жизнь у пингвинов в зоне париться, — коротко бросил Жора. — Давай, Константиныч, не отставай. Поймают, долго мы не протянем.