— А мне уже все равно, — сказал он, с неожиданным для себя облегчением откидываясь на сиденье.
— Братан, ты че? — удивленно вскинулся Жора.
— Это они, Жорик, — серьезно и печально сказал Илья Константинович Русской.
Рядовой Алексей Поликаев стоял на посту.
Морозило так, что шлем-маска не помогала. Поликаев с тоской осознавал, что через узкую прорезь шерстяной маски мир не посмотришь. Впрочем, если бы его направили в жаркие страны, наверное, ничего бы не изменилось. Здесь он костенел от холода, а там бы точно потом обливался. И при этом в любом случае сжимал бы в руках автомат.
Десантник Поликаев мерз на своем боевом посту, и ему казалась очень заманчивой комната отдыха пожарной части, где он провел немало прекрасных часов. В конце концов, мир отлично можно посмотреть и по телевизору. Особенно если в реальном времени ничего, кроме снегов и холодного льда, ты не видишь.
Где-то вдали слышались разрывы, прямо настоящая война шла, но рядового Поликаева она не касались. На вверенном ему посту нарушений не было, следовательно, свою тысячу долларов, как представитель ограниченного миротворческого воинского контингента на Южном континенте, он отрабатывал честно. Поликаев вздохнул и посмотрел на часы. До его смены оставалось двадцать минут — недостаточно, чтобы околеть от холода, но вполне хватало, чтобы капитально промерзнуть. Суки эти отцы-командиры! По уставу в такой мороз полагалось стоять час двадцать, а они заставляли стоять два, ссылаясь на нехватку людей в подразделении.
Он уже привычно представил себе отцов-командиров, включая начальника штаба подполковника Сунеева, голыми и отправил их в торосы, где начальники принялись яростно материться и бегать, чтобы не замерзнуть. Стоять на посту сразу же стало легче.
В это время из-за торосов выскочил вездеход «Харьковчанка». Голое начальство сразу же взобралось на него и принялось стучаться в двери и стекла, требуя, чтобы их впустили. Двери «Харьковчанки» распахнулись, но не для того, чтобы впустить лампасное начальство в тепло. Из «Харьковчанки» выскочили двое — один коренастый и плотный, а второй долговязый. Выскочили и побежали прочь. Они убежали бы, но следом за ними из вездехода выскочил плотный крепкий мужик в засаленной оранжевой куртке, догнал убегающих, сбил их в снег и принялся деловито бить коренастого, изредка отвлекаясь на долговязого.
— Заказ исполняете! — хриплым простуженным голосом орал он. — Да я за Илюшу! Я из вас снегурочек сделаю!
— Беречь приказано! — хрипел ответно коренастый. — Беречь, козел мурманский!
Алексей Поликаев тут же убедился, что за козла можно ответить и в Антарктиде.
Некоторое время он с интересом наблюдал за развернувшейся битвой. Даже о холоде забыл.
Из вездехода вылез еще один мужик и принялся оттаскивать нападающего в сторону.
— Дай им сказать, Жорик! — кричал он. — Дай им сказать!
Все четверо сели на снег и принялись объясняться. Голого начальства не стало видно, наверное, они забрались в вездеход погреться.
Рядовой Поликаев некоторое время прикидывал, докладывать ему о случившейся драке начальству или этого делать не стоит. Потом решил, что конфликты, случающиеся среди гражданского населения, в компетенцию ограниченного контингента не входят, к тому же голый подполковник Сунеев грелся в вездеходе, поэтому докладывать было некому.
И он только посмотрел на часы. Посмотрел и обрадовался — до смены с поста оставалось всего десять минут.
Умные люди друг друга всегда поймут. А разумные существа?
Вот мы между собой спорим. Одни говорят, что разумные существа по своей натуре только гуманными могут быть. Другие утверждают, что ничего подобного — по своей сущности разумное существо коварно и жестоко, поэтому нам с другими видами лучше не общаться. Надо думать, что истина кроется где-то посередине. Возьмем, к примеру, самих жителей нашей планеты — вроде бы все разумные, а следовательно, тянуться друг к другу должны, искать взаимопонимания и братской любви. Но — хренушки! Со дня сотворения мира люди только тем и занимаются, что героически ходят друг на друга походами, доблестно вырезая тех, кто имеет иные взгляды на жизнь, не принадлежит к твоему роду, а то и просто отличается раскосостью глаз или цветом кожи. Если посмотреть, сколько мы братьев по разуму с родной планеты изничтожили за два-три десятка веков, страшно становится. Про другие виды и говорить не приходится. А мы говорим о взаимопонимании с этими видами. Слушать мы их можем, понимать — нет.
Но кто сказал, что иные разумные существа будут относиться к человеку иначе? Вот и пингвины, выросшие в суровом климате, в котором человек может выжить лишь при помощи технических приспособлений, относятся к этим приспособлениям с презрительным небрежением. Они не понимают, как можно топить печку там, где вполне хватает перьевого покрова и жирового слоя[21]
. Очень часто можно слышать от них, что приматы напрасно слезли с дерева и взяли в руки орудия труда, ведь ничего, кроме лишних сложностей в жизни, это приматам не дало.