Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

Под мерное гудение мотора хотелось спать. Самолет шел над океаном. Долговязый зевнул и лениво посмотрел в иллюминатор. Равнодушную сонливость как рукой сняло.

— Вы только посмотрите! — заорал он. — Нет, вы только посмотрите!

А посмотреть действительно стоило — несколько десятков китов разрезали поверхность океана, оставляя за собой белые пенные усы волн. На их широких черных спинах шевелились крохотные существа, в которых, если хорошо приглядеться, можно было узнать пингвинов.

Обитатели Антарктики обживали морские просторы.

* * *

Аэропорт Сан-Франциско казался сооружением двадцать третьего века. — Умеют, гады, строить! — завистливо сказал Хоменко.

Рядом с входом в аэропорт стоял огромный рекламный щит, на котором миллиардер с лицом престарелого Билла Гейтса лежал в люльке и мирно спал. Люльку бережно покачивал огромный полицейский. Около люльки с пистолетами наготове стояли агенты ЦРУ и ФБР. Они целились во все стороны. «Заплати налоги и спи спокойно», — гласила надпись на щите.

— А слоган-то они у наших содрали, — толкнул Гимаева в бок Якубович.

При виде плаката у Гимаева проснулось нехорошее чувство, словно его в темном переулке остановил громила с ножом и попросил поделиться.

Нет, в самом деле, когда ты уподобишься пролетариату и ничего не имеешь, кроме цепей, напоминания об уплате налогов не вызывают в тебе чувства протеста и раздражения. Раздражение ты начинаешь испытывать, когда у тебя появляется кредитная карточка или в шифоньере начинает распухать от долларов чулок. Всякое вторжение государства в твою личную жизнь начинает вызывать неприязнь и даже может привести к серьезным аллергическим заболеваниям.

Слава Богу, все выигранные суммы были помещены в надежный банк на Каймановых островах и ничего, кроме золотой кредитной карточки и пары тысяч баксов, у него в карманах не было. Хотелось покинуть благословенную колыбель демократии до объяснения с налоговым ведомством.

Пробившись через толпу журналистов, они вошли в здание аэропорта. Нанятая Гимаевым охрана не пустила продажных писак дальше, и те толпились у входа, торопливо обмениваясь сплетнями и слухами.

— Ну что — домой? — с надеждой спросил Сударушкин. — Погуляли, пора бы, как говорится, и честь знать. Мир этому дому, пойдем к родному.

— С ума сошел, — сказал Гимаев, — на фига я, спрашивается, «боинг» фрахтовал? На Таити полетим!

— О море в Гаграх! О пальмы в Гаграх! — совсем некстати пропел Якубович и, смутившись, пояснил: — Это я к тому, что после полюса неплохо где-нибудь погреться. У меня и дед полярником был, он рассказывал, они всегда после Арктики в Гагры отправлялись. Там у них санаторий прямо на берегу стоял.

— Не ври, — строго сказал Хоменко. — Твой дед при коммунистах-кровососах жил, при них санаториев не было, водку, и ту по талонам выдавали.

— Водку по талонам, — упрямо возразил Якубович. — А санатории были, как и сейчас — по путевкам.

— Ты еще скажи, что в публичные дома путевки выдавали, — ернически съехидничал Якубович.

— При коммуняках публичных домов не было, — авторитетно сказал Гимаев. — Я в «Московском комсомольце» читал. Проститутки — да, проститутки были. Тоже по талонам. Брали талон в райкоме партии и шли, скажем, на Тверскую. Там и отоваривались. Хошь на час, хошь на сутки…

— Вот, наверное, блатная должность была у того, кто на талонах сидел! — догадался Якубович, и борода его плотоядно зашевелилась.

— На талоны ставили самых заслуженных, — объяснил Гимаев. — Кто в партии с семнадцатого года или в молодости на комсомольской стройке работал. Тогда лозунг был «Партия — ум, честь и совесть эпохи!». Ум — понятно, совесть — это чтобы не воровали больше партмаксимума, ну а честь, сами понимаете, — талоны.

— А что это за партмаксимум такой? — спросил Хоменко из-за спины.

— Это раньше в партии было, — не оборачиваясь, пояснил Гимаев. — Партминимум и партмаксимум — пределы, в которых воровать можно было и взятки брать. Кому партмаксимум давали, тот жил хорошо, а по партминимуму — концы с концами еле сводил.

— Лихо! — вздохнул Якубович. — Я бы всех наших чиновников на партминимум посадил, а то уже рожи лоснятся, вот-вот потрескаются.

Они стояли у огромного, во всю стену, стекла. Отсюда открывался вид взлетной полосы и места стоянки воздушных трансконтинентальных лайнеров. На взлетной полосе стояла группа мужчин в строгих черных костюмах, и все они внимательно вглядывались в небеса. Сбоку стояла группа морских пехотинцев в парадной форме. Некоторое время ничего интересного не происходило, потом в небе показалось несколько огромных птиц, которые медленно спланировали на зеленый газон рядом с бетонной взлетной полосой. Откуда-то из-под них на траву выбрался рослый пингвин, замер перед толпой встречающих. Морские пехотинцы взяли на караул. Пингвин, неуклюже переваливаясь, двинулся вдоль строя замерших воинов.

— Что за фигня? — удивился Якубович.

— Это не фигня, — сказал Гимаев. — Отстал ты в Лас-Вегасе от жизни. Это американские конгрессмены встречают чрезвычайного и полномочного посла Антарктиды. Вчера были установлены дипломатические отношения.