Соседняя комната выглядела, как кабинет физики в Кулибинской средней школе, — сплошные приборы, провода, какая-то стеклянная посуда в шкафах поблескивала. На столе у окна стоял включенный компьютер, и на экране монитора плавала заставка. Чуть в стороне на треугольных никелированных опорах блестел стеклянный шар, разрушенный в верхней части, отчего шар напоминал надколотое яйцо всмятку. Только вот вместо зародыша в яйце чернело человеческое тело. Поначалу Землякову показалось, что покойник одет в черный тренировочный костюм, но, приблизившись, он понял, что человек сильно обгорел. Так обгорел, что только зубы неестественно блестели и местами сквозь прогоревшую черную кожу поблескивали кости черепа.
— Ни фига себе! — сказал Земляков. — Как это его угораздило?
— А я знаю? — нервно сказала из соседней комнаты Ружич. — Сказали, опыты он проводил. Вот и доэкспериментировался!
— Кто? — Земляков вернулся в первую комнату.
Понятые с любопытством смотрели на него, словно Земляков им забавный фокус обещался показать.
— Да Иванкин этот, — Милена жалобно посмотрела на него. — Вовик, давай протокол осмотра места происшествия допишем. Я и так уже людей полтора часа держу. Ты мне оттуда диктуй, а я буду записывать. А товарищи посмотрят, что ты все правильно говоришь.
— Чего там смотреть, — сказал вахтер, — насмотрелись уже. Я правильно говорю, Тамара Николаевна?
И понятая часто-часто закивала головой: по кислой физиономии ее сразу видно было, что она-то уж точно насмотрелась. Будет что соседкам рассказать! А может, еще и ночью приснится!
Директор завода Агудяев стоял в дверях, с видимым неудовольствием наблюдая все это безобразия, происходящие на вверенном ему предприятии. А когда Земляков вновь отправился в комнату, где находился покойник, гулко кашлянул и сказал:
— Я здесь, кажется, пока не нужен. Пойду к себе в кабинет, там, поди, от звонков из министерства все телефоны поплавились.
— Иван Николаевич, — сказала следователь прокуратуры. — Мне придется по этому делу техническую экспертизу проводить. Вы там подумайте, кого можно в качестве специалиста пригласить. Надо же выяснить, какого рода экспериментами тут у вас Иванкин занимался!
— Да с чего вы взяли, что это Иванкин? — с сомнением в голосе спросил Земляков. — Чистая головешка, что в профиль, что в анфас. Тут мастерской Герасимова реставрацию головы надо заказывать. Его в таком виде и мать родная не опознает.
— Да некому больше, — сказал директор. — Он на пульт централизованной охраны в шесть вечера звонил, сообщил, что открывает мастерскую и будет работать в ночную смену.
— А что, у него и в самом деле ночные смены были? — спросил Земляков.
— Откуда? — вздохнул директор. — Это он для отвода глаз говорил. Энтузиаст чертов! А я, значит, на все сквозь пальцы смотрел.
Вахтер неожиданно засмеялся. Обнаружив, что все на него смотрят, смутился, сделал рукой неопределенный жест.
— Эт я так, — сказал он. — А-анекдот вспомнил. Вст-стречаются д-двое, один с-спрашивает: ты знал Иванова? Эт которого? К-который жил напротив т-тюрьмы? А ему говорят: когда-то жил. А-а, з-знаю, теперь он живет напротив собственного дома!
— Это ты к чему, Валентин? — подозрительно поинтересовался Агудяев.
— Да т-так, ни к чему, — вахтер без видимой причины поправил на себе фуражку. — Говорю, к с-слову пришлось!
— Нет, — сказал директор в пространство комнаты. — Пора всех доморощенных диссидентов увольнять к чертовой матери. Моду взяли — над живым начальником смеяться! Так я вам пока не нужен, Милена Евгеньевна?
— Пока нет, — сказала следователь.
— Так я у себя, — директор вышел.
Слышно было, как под ногами его хрустит гравий дорожки.
— А вы чего заикаетесь? — поинтересовался Земляков у вахтера. — Это у вас с детства или как?
— С г-грозы, — сказал вахтер. — Д-десять лет наз-зад сено с дальнего луга вез. Сосед мм-мне говорит: ты з-заместо громоотвода вилы в с-сено воткни. Народная, м-мол, п-примета. Я и воткнул. П-пока ехал, гроза нач-чалась. Молния прямо в вилы и ударила. Очнулся — сено разбросано, на з-затылке ш-шишка с-сс кулак, а от в-вил один оплавок остался. С тех самых пор и з-заикаться стал, а в г-грозу из дома не выхожу.
— Техника безопасности, конечно, нарушалась, — сказала Милена Ружич. — А кто за все должен отвечать? Ведь человек погиб!
И спохватившись, скомандовала:
— Ты, Володя, диктуй, диктуй, за мной скоро машина должна прийти.
Ишь, цаца какая, машину за ней прислать обещались. От завода до прокуратуры два шага шагнуть, пусть и по бездорожью. А вот помесила бы грязь, как участковые ее месят, другими глазами на мир бы смотрела. Впрочем, к Милене Ружич наш герой испытывал определенные чувства, можно даже сказать, возвышенные, оттого и мыслей своих тут же устыдился.