В окно Таганцев видел, как от поезда к зависшей летающей тарелке шустро бежали двое в монашеских одеяниях, за ними, придерживая фуражку, бежал милиционер Спиридоныч. Служебное рвение позволило милиционеру остановить неизвестных. Видно было, как сердито выговаривает он беглецам. Колпаки одеяний дружно кивали, рукава балахонов были протянуты к летающей тарелке. Милиционер Спиридоныч махнул рукой, присел и принялся на одном колене заполнять какую-то бумагу, видимо, протокол. Наконец, он встал, махнул рукой и пошел назад к поезду.
Незнакомцы в монашеских одеяниях снова заторопились к летающей тарелке. Встав под ней, они застыли. Из тарелки вытянулся длинный луч света, такой плотный, что казался твердым, фигурки взмахнули руками и по лучу втянулись в недра летательного аппарата.
Летающая тарелка еще раз мигнула бортовыми огнями и унеслась в высоту.
«Неужели починили?» — подумал Таганцев.
Поезд медленно тронулся.
В купе, благодушно отдуваясь, вошел Спиридоныч, сел на полку Таганцева и некоторое время обмахивался фуражкой.
— Вот поганцы! — сказал он. — Хуже террористов, честное слово! Ну, не ушли, я на них протокол составил! Отправим по месту жительства, пусть там их взгреют!
— А откуда они? — поинтересовался Таганцев.
— С Антареса, — сообщил милиционер, заглянув в протокол, который хранил в фуражке.
— И как же ты туда им бумагу свою отправишь? — удивился Таганцев. — По почте, что ли?
Милиционер пожал плечами.
— Н-ну… Будет же какой-нибудь попутный транспорт, — неуверенно сказал он.
Постепенно людское потрясение, вызванное внезапной остановкой поезда, утряслось. По вагонам шли разговоры о летающей тарелке. О пришельцах говорили по-разному, но чаще неодобрительно, как обычно высказываются о людях, которые суются со своим уставом в чужой монастырь.
Милиционер Спиридоныч отправился объяснять ситуацию начальнику поезда, проводница бодро захлопотала по своим чайным делам, а в купе сценарист Триглавский-Суюнбеков полез на верхнюю полку, да и китайцы стали готовиться ко сну. Ван Ху тоже полез наверх, а Иван Сиевич и Иван Лиевич устроились на нижней полке, образовав нечто вроде иероглифа, в котором сливались два начала — Инь и Янь.
Вы когда-нибудь ехали в купе с храпящими мужчинами?
Страшное это дело! Врагу своему не пожелаешь.
Тоненько со свистом храпели китайцы. Сценарист Триглавский-Суюнбеков им вторил басовито и рычащее. Когда храпят трое китайцев и им вторит условно русский, уснуть невозможно. Таганцев поворочался на своей постели, попытался заткнуть уши, но от этого стало еще хуже, храп прорывался откуда-то изнутри и грозил взорвать голову. Помучившись с полчаса, Иван Федорович поплелся в соседний вагон.
Спиридоныч был уже на месте. Выслушав Таганцева, он не удивился, согласно кивнул головой.
— Жуткое дело, — сказал он. — Мы, когда я в средней школе милиции учился, тоже от храпунов мучились. Веришь ли, ничего не помогало — ни портянка несвежая, ни паста зубная! Кинешь сапогом, вроде затихнет. Так ведь на время!
Он постучал в перегородку.
В купе заглянула заспанная и недовольная проводница.
— Олечка, солнышко, — просительно обратился к ней милиционер, — организуй комплектик белья из моего НЗ, товарищу в купе храпуны попались.
Расположившись на верхней полке служебного купе, Таганцев ощутил, как его стремительно и неотвратимо засасывает водоворот сна.
И что-то ему снилось, точно снилось, что-то очень хорошее, только вот сна он не запомнил, измученный и задерганный невероятными событиями прошедшего дня.
Может, оно и к лучшему.
Сутки седьмые
— С добрым утром, — сказал молодой милиционер, отрываясь от чтения газеты «Астрологическая правда». — Как спалось?
— Спасибо, — сказал Таганцев, свешивая ноги. — Я не храпел?
— Храпели? — удивился милиционер. — Нет, что вы. Так, поскуливали немножко, а к утру тихо выли, словно песню спеть хотели, а слова и мотив забыли. Чай будете пить?
— Попозже, — сказал Таганцев, влез в полуботинки и устремился в коридор.
Навстречу шел улыбающийся Спиридоныч.
— Выспался, Федорыч? — вместо приветствия спросил он. — А мы, как тот поезд курьерский, ночью Омск проехали. Этот ваш сценарист чуть остановку не проспал, суетился, как на пожаре. Поезд уже тронулся, смотрю, он за вагоном бежит. Сценарий свой в купе забыл. Ну, я ему этот сценарий в окно выкинул, веришь, он чуть от радости не заплакал. Тебе привет передавал!
По радиосети пел бессмертный бард Михаил Смотров:
Китайцы в купе были сонными и неторопливыми в движениях. Черные глаза их превратились в узкие опухшие щелки. Лица были опалены пламенем императорского дракончика и казались осунувшимися.