Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

В купе сидели все те же три китайца, а еще там сидел старичок глубоко запенсионного возраста, и Таганцев сразу же понял причину растерянности проводницы. Подсадила она этого старичка, ощутив временную жалость или прельстившись открывшимися финансовыми возможностями.

Старичок принимал самое активное участие в общественной жизни купе, он затеял диспут, в котором доставалось всем — и Ивану Лиевичу, и Ивану Сиевичу, да и Ван Ху тоже греб старческие упреки полной ложкой.

По вопросу высокой рождаемости китайцев у старичка было собственное мнение. Он полагал, что с проблемой легко справиться, распространив среди населения идеи скопчества и создав корабли «скопцов».

— Обеление, обеление и еще раз обеление, — говорил старичок, назидательно выставив перед собой сухонький указательный палец. — Тогда проблема снимется сама собой! И всего-то нужно — острый нож, и строгое соблюдение правил гигиенических правил. И плюсы тоже очевидны: скопец живет дольше обычного человека, мыслит шире, потому что мысль его не отягощена плотскими вожделениями, и работает он по той же причине куда лучше, чем обуреваемый похотью человек.

— Зачем же яйца резать? — возражал ему Ван Ху. — Лучше уж брать пример с даосских мудрецов, которые отличались примерным воздержанием. Уж лучше целибат, чем натуральное членовредительство.

— Надо этот вопрос решать на государственном уровне, — строго сказал старичок. — Вы народ законопослушный, чинопочитание у вас развито, поэтому государственный указ воспримите с должным вниманием. Поплачете, погорюете и вольетесь стройными рядами в мировое скопчество. Главное, резать надо идейно, когда поступаешься чем-то во имя идеи, не так обидно. Даже какую-то гордость чувствуешь! Все-таки за Отчизну пострадал.

— Ты, уважаемый дедушка, человек мудрый, где-то рядом с Конфуцием стоишь, а одного не понимаешь, после этого третья мировая война и начнется, — сказал Иван Лиевич. — Какая гордость? Тебе-то, с какой стороны ни глянь, уже все равно. А бедному китайцу? У большинства и так кроме красного цитатника Мао ничего нет. Вот проредим человечества, тогда вопрос перенаселения сам собой снимется.

Таганцеву принимать участие в разговоре было скучно.

Посидев немного, он взял свою сумку и возвратился в служебное купе милиционеров.

— Я к вам пришел навеки поселиться, — начал он с порога.

— Заходи, заходи, — сказал Спиридоныч. — Задолбали тебя китайцы? Ну, навеки не получится, а до Владика — пожалуйста. Оно и нам веселее, есть живая душа, с которой можно поговорить не только на служебные темы. Я правильно говорю, Санек?

Тот поднял невидящий взгляд от газеты.

— Помещение, в котором занимаются развратом и обитают самые низменные разбойники и бандиты, — сказал он.

— Это запросто, — засмеялся Спиридоныч. — Малина. Подходит?

— Первая буква «в», — возразил его напарник.

— Вертеп, — подсказал Таганцев.

— Годится, — согласился Санек.

Сутки восьмые

Милиционер Спиридоныч задумчиво сидел перед початой бутылкой водки. Наверное, вновь задумал поменять интерьер.

Молодого милиционера в купе не оказалось, он отправился исполнять свои непосредственные служебные обязанности.

— Проснулся, Иван Федорович? — обрадовался Агафон Спиридоныч. — Слезай, поговорим.

За окном свинцовым зеркалом темнела бесконечная водная гладь.

— Байкал-батюшка, — сказал Спиридоныч. — Главное водное хранилище страны. Погоди, мы еще впарим проклятым капиталистам его чистые воды по пятьдесят долларов за литр!

— А почему по пятьдесят? — лениво поинтересовался Таганцев, перебрасывая через плечо полотенце.

— Вода больно чистая, — вздохнул Спиридоныч. — Типа сам бы пил, да деньги очень нужны. Я где-то читал, что чистой воды на планете меньше, чем нераспаханной земли, скажем, в Нидерландах. А это значит, спрос будет! Поставит государство заводик, и закапает из него по пятьсот баксов в минуту.

— Хорошо, если государство, — пробормотал Таганцев, роясь в сумке, — а если частник какой? Куда я задевал свою бритву?

— Возьми мою, электрическую, — проявил душевную щедрость Агафоныч. — Я так, думаю, не допустят частника до такого изобилия, это же как «Газпром», из земли деньги качать можно!

Вернувшись в купе, Таганцев застал милиционера за расчетами.

— Деньги государственные считаешь? — усмехнулся Таганцев, садясь за столик напротив Спиридоныча.

— Прикидываю, на сколько лет Байкала хватит, — признался тот.

— На наш век хватит, — успокоил его Таганцев.

— Вот так мы и мерим, — мрачно сказал Спиридоныч. — На наш век. А про детей, про потомков наших и вспоминать не хотим. Ну продадим мы нефть, каменный уголь, газ, лес и воду. Дальше-то что? Хрен в рыночные отношения понесем?

— Ты за весь мир не думай — голову надорвешь, — посоветовал Таганев. — Ты мне лучше скажи, меня куда несет? Понять не могу, какого дьявола я сорвался в дорогу! Сейчас вот умываюсь, а сам думаю — что мне делать в этом самом Владивостоке?

— Чего ты плачешься? — милиционер бросил ручку, скомкал листок бумаги и потянулся к бутылке «Демидофф». — Всякое движение означает жизнь. Едешь — следовательно, живешь, парень! Радоваться надо!