Это была хорошая новость. Клиент, который идет через швейцаров, самый безопасный клиент. Про таких даже отъявленный стукач помалкивает, понимает, что сразу себя спалит.
— Михалыч, — сказал я. — Чисто случайно, есть у меня хорошие корочки, только фамилию вписать и потом по институту провести. Ты, если он еще на тебя выйдет, придержи его, а я тебя, сам знаешь, не обижу.
— Заметано, — сказал швейцар, и глазки его заблестели.
А чего же им не заблестеть, бабло все любят, особенно те, кто из всех кормушек пытается корм пробовать.
Я посидел в баре, выпил двойной виски, но сильно перегружать организм не стал. В баре было пустынно, в углу две путаны от скуки и отсутствия клиентов коктейль сосали, да Гена Бык из гостиничных вышибал с наушником в ухе скучал и в такт музыке широкими плечами покачивал. Постоянно его вижу с наушником и плеером, а вот даже представить себе не могу, от какой музыки он тащится, ну ведь не блатные романсы его привлекают, не песенки Михаила Кичманова?
Поразмыслив, я решил все-таки сходить к дяде Гоге. Некоторое время я звонил ему на домашний телефон, но постоянно было занято. Поэтому я к нему отправился, надеясь на собственное везение.
Дверь была опечатана.
Печать разглядывать я не стал, да в этом и нужды не было — на стальной двери были характерные следы ломика. Прямо напротив дверного замка. Или дверь вскрывали в отсутствие дяди Гоги, или он заперся в квартире и пытался отсидеться. Конечно, решение было глупое, особенно если пришли к нему из органов. А может, он просто не открыл им дверь, а сам попытался через балкон слинять, тем более что жил он на втором этаже, откуда до земли рукой подать. Но сам факт, что к дяде Гоге приходили, а тем паче что его могли взять, меня неприятно удивил. За время нашего знакомства мы с ним не один гешефт провернули, дядя Гога про меня мог многое рассказать тому, кто стал бы этим интересоваться. А в гестапо не церемонятся, укол в вену, а через две минуты информация из тебя льется. Только вопросы задавай и успевай ответы записывать. Об этом мне Лампада рассказывал, он три года в гестапо дознавателем работал. Я его, помнится, спросил, сильно ли в гестапо бьют, а он хитренько улыбнулся и ответил, мол, ты еще поинтересуйся, глубоко ли иголки под ногти вгоняют. Это прошлый день, теперь гестапо аккуратно работает, культурным стало, достижения науки использует. Есть такие хитрые укольчики, после них тебя и спрашивать не надо, ты сам все стараешься рассказать, и даже обижаешься, что тебя не слушают. Не стоило туда попадать. Вывернут, как варежку, сам сядешь на себя обвинительное заключение готовить, сам приговор вынесешь.
На дяде Гоге, как на полезной и деловой связи, можно было смело поставить большой жирный крест. Кажется, у меня начиналась черная полоса невезухи. Ладно, деньги у меня пока есть, не нищий. Об этом голова у меня не болела.
Я вернулся к своему дому, но сразу к себе не пошел, а спустился в подвал, благо замок на двери был давно сорван. В подвале было пусто, гулко и сухо. Я зажег зажигалку, при ее мерцающем свете нашел выключатель.
Под потолком вспыхнули тусклые запыленные лампочки, освещая переплетения труб вдоль стен. Подвал был обширен и вполне годился для моих замыслов. Просто удивительно, что его еще ни одна артель к рукам не прибрала, знали бы о пустом подвале деловые люди, здесь бы давно стрекотали швейные машинки или орудовали иглой и дратвой кавказские сапожники.
Да, здесь можно было неплохо потренироваться. И — что совсем уж было удачно — изнутри всегда можно было на железный засов запереться, чтобы тебя не потревожили. Уж не знаю, кто этот засов на дверь поставил и для каких целей, но получалось, что он для меня постарался.
Лифт, как всегда, не работал и в квартиру я поднялся пешком.
Элка открыла мне дверь. Она по-прежнему щеголяла в моей рубахе. Правда, колготки нацепила, значит, кто-то посторонний приходил. Обычно Элка обходится минимумом одежды, я подозреваю, будь ее воля, она бы голышом по квартире гуляла, чтобы тело, как она любила выражаться, дышало.
Открыв дверь, она сразу убежала в зал — к телевизору.
Каждый с ума по-своему сходит, а Элку одолевает любовь к говорящему ящику.
— Котик, — сказала она из зала. — Ты совсем пришел?
— Совсем, — сказал я, вешая куртку на крючок.
— Тогда подожди немного, сейчас «Криминальные территории» закончатся, я тебе поесть приготовлю, — пообещала она. — Кстати, к тебе мужик приходил.
— Кто? — насторожился я.
— Я его первый раз вижу, — сказала Элка. — Странный такой, здоровый блондинчик, морда розовая, тугая и глаза красные, как у кролика. Но плечи широкие и задница что надо — поджарая и даже на взгляд тугая. Тебе это что-нибудь говорит?
— Твое описание — нет, — вздохнул я. — Я мужские задницы не разглядываю, тем более на упругость не проверяю. Он себя называл?
— Нет, — припомнила подружка. — Сказал, что ему срочно Пурга нужен, но в квартиру я его не пустила. Вдруг он сексуальный маньяк или серийный убийца? Я ему сказала, что тебя в «Москве» можно найти. Я правильно сделала?