Услышав про Светлова, Владимир Яковлевич поморщился, но, посмотрев на супругу, сразу же сказал, что благодарность его будет безмерной. В разумных, разумеется, пределах. А «Гренаду» и «Каховку» он в детстве распевал у пионерского костра и поэтический дар Михаила Аркадьевича Светлова его совершенно устраивает. Анна Леонидовна проформы ради поинтересовалась и Иосифом Уткиным, она даже приобрела в букинистическом магазине сборники стихов сразу обоих поэтов и несколько вечеров придирчиво сравнивала их поэтические дарования. Наконец, она захлопнула оба томика, подняла на супруга задумчивые влажные глаза и певуче сказала:
— А Мишенька позвончее, поярче будет! Да и не в наше время сына Иосифом называть, люди неизвестно чего подумать могут! Доказывай потом, что ты не из жидков происходишь!
Через четыре месяца в семье Брюсовых появилось долгожданное пополнение. К тому времени экстрасенс и народный целитель Иван Неплавный обзавелся в Сарепте небольшим уютным особнячком, а родившийся у супругов Брюсовых сын Мишенька с самого рождения был наделен большим поэтическим даром, о котором и сам еще не подозревал.
В год и два месяца Мишенька пошел, в два годика украл из папиного кармана десятку, а в три, прервав долгое и томительное молчание, обругал домработницу Клавдию, использовав для этого такие обороты ненормативной лексики, что сразу стало ясно — в семье растет крупный филолог и не менее крупный лингвист. В четыре года Миша овладел алфавитом и в пять уже мог прочитать свои стихи, написанные до рождения. При этом он мило картавил и упрямо вздергивал подбородок. Примерно в то же самое время в тетрадках, заботливо купленных Анной Леонидовной, появились первые, еще неуверенные строки будущего поэта. «Мама мыла раму, — высунув от усердия розовый язычок, старательно выводил малыш. — Миша кушал кашу». И даже в такой мелочи Мишенька врал. Кашу он не любил, а раму мыла не мама, а домработница Клавдия. Вообще Мишенька рос живым и любознательным ребенком, однако новые стихи будущий гений, как ни добивались от него того родители, писать не хотел. Более того, подсовываемые ему листы писчей бумаги Мишенька предпочитал заполнять не поэтическими строчками, а примитивными рисунками, доступными любому семилетнему ребенку. Достаточно было на эти рисунки взглянуть, чтобы сделать единственно верный вывод: не Пикассо над ними трудился и даже не известный в Царицыне Кугель-Заплавский. Несколько разочарованный Валерий Яковлевич попытался тайком от жены выбить из сына художественные устремления, и в какой-то мере ему это удалось. В один из счастливых дней Валерий Яковлевич обнаружил в спальне домашнего гения листок бумаги с коряво выведенным двустишием:
— Аня! Аня! — закричал воодушевленный отец и помчался на кухню, размахивая листком с первым поэтическим творением сына. — Ты только послушай!
Анна Леонидовна выслушала взволнованную декламацию мужа со слезами радости на глазах. Подхватив с пола юного гения, она осыпала лицо Мишеньки тысячью поцелуев. Вечер этого чудесного дня ознаменовался чаепитием с огромным тортом. Первое поэтическое творение сына Валерием Яковлевичем и Анной Леонидовной было прочитано по телефону всем своим родственникам и просто знакомым, причем заслужило самые высокие оценки.
Однако первый поэтический успех одновременно оказался и последним. В день, когда Михаилу Брюсову исполнилось семь лет, Анна Леонидовна обнаружила его в спальне с полупустой бутылкой «жигулевского» пива. Глядя на истерику матери, Мишенька весело засмеялся и стал показывать ей язык, время от времени не по-детски умело прикладываясь к бутылке.