Фантастические повести (Замок Отранто. Влюбленный дьявол. Ватек)

Однако затянувшаяся трапеза явно начинала тяготить молодежь, которая с нетерпением ждала начала танцев. Людям постарше ничего другого не оставалось, как проявить снисходительность. И вот — стол разобран, доски сняты, бочки, на которых он стоял, отодвинуты в глубь беседки и превращены в подмостки для оркестра. Заиграли севильское фанданго, молодые цыгане исполнили этот танец, аккомпанируя себе на кастаньетах и тамбуринах. Свадебные гости последовали их примеру, танцы стали всеобщими.

Бьондетта, казалось, пожирала глазами это зрелище. Оставаясь на своем месте, она повторяла все движения танцующих. «Мне кажется, — сказала она, — я до безумия полюбила бы балы». Вскоре она присоединилась к ним и увлекла меня в общий круг.

Вначале в ее движениях чувствовалась скованность и даже неловкость, но вскоре она освоилась, стала двигаться легко и грациозно, сочетая силу и точность. Она раскраснелась, потребовала платок — свой, мой, первый попавшийся; она останавливалась лишь для того, чтобы вытереть разгоряченное лицо.

Я никогда не увлекался танцами, а сейчас у меня на душе было слишком тревожно, чтобы я мог предаться столь пустой забаве. Я ускользнул в укромный уголок беседки, ища места, где бы посидеть и собраться с мыслями.

Громкий разговор нарушил мои размышления и невольно привлек мое внимание. За моей спиной раздавались два голоса. «Да, да, — говорил один, — это дитя планеты, оно вернется в свой дом. Смотри, Зорадилья, он родился 3 мая, в три часа утра...» — «Да, в самом деле, Лелагиза, — отвечал другой, — горе детям Сатурна; он родился под знаком Юпитера,[22] в то время как Марс и Меркурий отстояли от Венеры на одну треть зодиака. Какой прекрасный молодой человек! Как богато одарен природой! Какое блестящее будущее открывалось перед ним! Какую бы он мог сделать карьеру! Но...»

Я знал час моего рождения, а тут его назвали с такой поразительной точностью. Я обернулся и пристально взглянул на говоривших.

Я увидел двух старых цыганок, сидевших на корточках: темнооливковая кожа, сверкающие, глубоко сидящие глаза, впалый рот, огромный заостренный нос, почти касавшийся подбородка; наполовину оголенный череп был дважды обернут куском белой с синими полосками ткани, ниспадавшей на плечи и бедра, так что их нагота была наполовину прикрыта, — словом, созданья почти столь же отвратительные, сколь смешные.

Я подошел к ним.

— Вы говорили обо мне, сударыня? — спросил я, видя, что они продолжают пристально смотреть на меня, делая друг другу знаки.

— Значит, вы подслушали нас, господин кавалер?

— Конечно, — ответил я. — А кто вам так точно назвал час моего рождения?

— Мы еще много чего могли бы порассказать вам, счастливый молодой человек! Но для начала следовало бы позолотить ручку.

— За этим дело не станет, — сказал я, протягивая им дублон.

— Смотри, Зорадилья, — сказала старшая, — смотри, как он благороден, как создан для наслажденья всеми сокровищами, которые ему суждены. Ну-ка, возьми гитару и подыгрывай мне. — И она запела:

Испания — мать, но вскормила
Партенопея, страна чудес!
Над землею дана вам сила,
И если б душа просила,
Любимцем вы стали б небес.

То счастье, которого ждете,

Оно готово вмиг улететь!
Поймайте его в полете,
Но крепко в руке сожмете,
Когда им хотите владеть.

Откуда то прелесть — созданье,

Что вашей власти подчинено?
Зовут ли его...[23]

Старухи были явно в ударе. Я весь обратился в слух. Но в эту минуту Бьондетта, оставив танцы, подбежала, схватила меня за руку и насильно увела.

— Почему ты покинул меня, Альвар? Что ты здесь делаешь?

— Я слушал, — начал я.

— Как! — воскликнула она, увлекая меня прочь. — Ты слушал, что поют эти старые чудища?

— В самом деле, дорогая, эти странные существа знают больше, чем можно было бы подумать. Они сказали мне...

— Конечно, — перебила она с усмешкой, — они занимались своим ремеслом, гадали тебе, и ты поверил им! При всем своем уме ты легковерен, как ребенок. И вот эти-то созданья заставили тебя забыть обо мне?

— Напротив, дорогая, они как раз собирались рассказать мне о тебе!

— Обо мне! — быстро воскликнула она с каким-то беспокойством. — А что они обо мне знают? Что они могут сказать? Ты бредишь. Тебе придется танцевать со мной весь вечер, чтобы заставить меня забыть, твое бегство.