Не знаю, что заставило меня пойти следом. Было ли это желание убедиться, что странное животное точно ушло, а не затаилось в тени? Или же мною руководило любопытство исследователя? Не знаю, на что я надеялся больше – что кошка растает в воздухе, подобно пустынному миражу, и я смогу списать всё на переутомление, или же на то, что зверь всё-таки настоящий и может приоткрыть передо мной завесу тайн, которыми богато это место…
Так или иначе, но я, как под гипнозом, вышел в ночь, не сразу даже заметив, что позабыл надеть обувь. Благо, песок был не сильно холодным. Шелест песчинок под моими босыми ногами напоминал шипение змей, а земля, казалось, вздыхала от каждого шага.
Кошка направлялась к руинам храма. В темноте было сложно различить её чёрный силуэт. Словно зная, что человеческое зрение в ночи уступает её, кошачьему, она иногда останавливалась, позволяя себя догнать. Пока я подходил, кошка оценивающе смотрела на меня немигающими зелёными глазами.
Подходя всё ближе к раскопкам, я не мог поверить своему взору. Вот сейчас ты, конечно, решишь, что я сошёл с ума, но, уверяю тебя, я действительно видел чудо: храм Бастет был цел!
Он возносился до самого звёздного неба. Его крыша темнела под танцем лёгких всполохов дрожащего огня, что тлел в руках двух исполинских статуй перед входом. Двери храма были открыты – туда стекалась процессия кошек всех размеров и окрасов. Маленькие хищники шли внутрь, не останавливаясь, словно чья-то чарующая воля манила их за собой. Отзвуки странной музыки, что долетали до моего слуха, заставляли вслушиваться в ритмичный звон систров. С каждым мгновением она становилась всё громче, и каким-то краем сознания я отметил, что ноги сами несут меня под храмовый свод.
Но магия то была или божественная воля – это неважно, ведь я бы в любом случае вошёл внутрь, наплевав на таящуюся в ночи опасность. Возможность увидеть своими глазами древний храм Бубастиса в полной целости и сохранности стоила любого риска.
Если, дочитав до этого момента, ты не посчитал меня сумасшедшим, то, верно, решил, что я видел лишь чудный сон. Но поверь мне, мой друг, ни в одном сне не увидеть такого величия и красоты, как в том храме, восставшем из бездны веков!..
Однако, не успел я толком рассмотреть иероглифы на стенах, как всё моё внимание приковала статуя Бастет. Не столько даже, пожалуй, статуя, как женщина, что молилась у ног котоглавой богини. Кожа её была цвета папируса, а облегающее белое одеяние на ней напоминало калазирис. Я не мог видеть её лица, но меня смутили странные волосы. Это не был традиционный чёрный парик, о нет! На голове у неё словно бы росла песочная львиная грива. Все кошки, что стекались в храм разноцветной шерстяной рекой, доходили до этой женщины с гривой, а затем степенно рассаживались полукругом подле неё.
Я сделал шаг к женщине, неосторожно наступив на хвост крупному полосатому коту. Его возмущённый демонический визг эхом прокатился по стенам храма. Я думал, что от этого жуткого звука у меня остановится сердце. На моей лодыжке тут же заалели царапины от когтей, а музыка, что лилась неизвестно откуда, мгновенно стихла.
Женщина прервала молитву и обернулась. Встретившись с ней взглядом, я убедился в своих опасениях: она не была человеком. Её глаза были глазами зверя – узкие зрачки чернели в обводке песочной радужки. Глубокие морщины пролегали на скулах и щёках, отчего нежный девичий облик почти терялся в хищном оскале. Она дёрнула верхней губой, обнажив заострённый клык, и направилась в мою сторону. Кошки последовали за ней.
В моём сознании билась одна мысль – «Бежать!», но ступни словно приросли к каменному полу храма. От ужаса я не мог шевельнуться, не мог двинуть ни пальцем даже тогда, когда она подошла вплотную и стала обнюхивать меня.
Она говорила на древнем языке, и каждое её слово врезалось мне в память. Как много я бы отдал раньше, чтобы вживую услышать его звучание! Пусть даже такое, безжалостно искажённое звериным рыком… Но я не мог перевести всё в точности, и тогда её жестокий голос зазвучал у меня в голове знакомыми словами:
– Скольких ещё моих детей ты убьёшь? Неважно. Я не стану твоей. Не стану. Мои мёртвые дети не покинут эту землю и эти стены. Даже когда всё превратится в пыль, я буду мстить каждому, ступающему по территории храма без должного уважения.
Её пальцы с острыми когтями медленно прошлись по моей шее, и эта тупая боль отрезвила меня. Лишь тогда я смог очнуться от наваждения – рванулся прочь, и бежал, не помня себя, до самого дома приютившей меня семьи, который действительно оказался покинут своими хозяевами.
Друг мой!
Если бы не шрамы, что остались на моей коже, я бы принял эту ночь за сон. За обычный ночной кошмар, что преследовал меня, как и кошки в ту ночь. Но раны были настоящими, и кошачьи следы утром у ворот были настоящими. Но никому я не осмелился сказать правды.