Фантастический Калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том I

И вот сейчас, когда цивилизация подступает всё ближе, а следы священного прошлого растаскивают по разным уголкам мира, я прошу тебя – не участвуй в этом. Не повторяй моих ошибок, не приезжай на эти проклятые руины. А лучше прими меры и убеди других отступить от священной земли. Сбереги себя и жизни невинных людей.

Она гневается на тех, чьи руки ломали шеи её детей, и тех, кто ломал её храм. Она ослеплена яростью, для неё нет разницы между людьми. А кошки, живые и мёртвые, явятся по её зову.

Я принял решение никогда больше не возвращаться в Бубасти, но до сих пор вздрагиваю, когда встречаю на улицах этих зверей. Они смотрят на меня, не моргая, как и та, первая, и словно чего-то ждут. Словно следят. Или к чему-то готовятся. Маленькие кровожадные хищники, которые убивают не только ради еды, но и для удовольствия, и долго играют с испускающей дух добычей. Быть может, моя душа уже стала добычей… для неё?..

Прошу, поверь мне, и не повторяй моих ошибок. Не ступай по священной земле и не тревожь покой мёртвых кошек. Иначе она явится за тобой.

С любовью и добрыми надеждами, Н. Хартманн.

Шпокры-мокры Ирэн Блейк

Шпокры-мокры, ать, два.

Шпокры-мокры, где жратва…

Шпокры-мокры, ты в дожди

в огород не выходи…

Мерное «как-как-кап» и протяжно долгое, раздражающее «там-там-там» бьющих по крыше дождевых капель мешает Олежке заснуть. За окном, плохо прикрытым ставнями, – глухая ночь.

В старом доме пусто, только полосатая злющая кошка Шкура сопит где-то на печи. Бабка Яська во дворе и уже давно.

Олежка не любит старуху. Да и за что любить сварливую женщину, скупую на ласку, да ещё не родную? Но всё равно ему неспокойно.

Дождь немилосердно льёт с мрачных небес уже третьи сутки подряд. Сердитый ветер проникает в оконные щели, посвистывает в печной трубе.

«Может, кошку позвать?» – раздумывает мальчишка.

Хотя кошка тоже не ласкова, как и её хозяйка.

Шестилетний Олежка крутится на низкой койке с тонким матрасом, чувствуется каждая просевшая пружина кровати. Даже под его малым весом койка всё равно недовольно скрипит.

Бух!..

В который раз за ночь от ветра стукает о стену ставень.

«Ну, куда же подевалась бабка? Почему она не приходит так долго?»

Олежка зевает. Недавний сон ушёл, хотя привычная усталость и тоска никуда не делись.

После трагической смерти отца мать стала пить. Затем уволилась с одной работы, не задержалась и на другой. Вот и нечем стало платить за детсад. И отправили Олежку вместо детского сада временно жить к бабке Яське. К приёмной матери его отца.

Яська растила отца Олежки, а потом, когда отец возмужал, выгнала из дома на все четыре стороны. Так мальчишке рассказывала мать, когда поздним вечером выпивала чуток коньяка и начинала долгий разговор – вместо обещанной сказки на ночь, вместо мультфильмов, которые смотрят дети по вечерам. Рассказывая о бабке Яське, мама рассеянно улыбалась, повлажневшими глазами тоскливо глядя на сына, и то и дело нервно поглаживала и трепала его светло-русые, вечно взлохмаченные волосы.

Холодно в хате. Ветхое одеяло не спасает. Олежка съёживается, подтягивая колени к груди, и всё равно ему зябко.

Старая Яська вечно кутается перед сном, как капуста, а сама жалеет как следует протопить печь на ночь, чтобы Олежке хоть раз за ночь хорошенько согреться.

Из своей пижамки с колобком на груди мальчишка давно вырос. Штаны коротковаты, кофточка едва налезает, трещит, когда протискиваешь в неё плечи, но всё же Олежка всё равно ею дорожит.

Оконный ставень хлопает всё настойчивей. Мальчик слышит, как кошка прыгает с печи. С лязгом падает задетая ею кочерга.

«Яська будет ругаться, – думает мальчишка. – Впрочем, как всегда. Может, встать и посмотреть в окошко?»

Беспокойство внутри всё возрастало, а ставень всё назойливей скрипел и хлопал на ветру.

Олежка со вздохом закрыл глаза – и снова открыл, потому что не давал собраться с мыслями и успокоиться противный неутихающий дождь, глушащий в хате все звуки. Может, сейчас Шкура ловит мышь?

Яська часто, когда серчала, говорила ему про мышей, которые тихонечко приходят из-под пола да вылезают из норок по ночам к плохим и непослушным мальчикам, не помогающим своим бабушкам.

«Мыши, – говорила она, – пребольно кусают за пятки, за нос и грызут детские ушки. Их любимое лакомство. А полосатой Шкурке, – добавляла Яська, обдавая мальчишку запахом чеснока и мясного зельца, – скажу, чтобы ночью дала им волю. Не сторожила бы хату, и пусть тогда приходят и искусают тебя, негодный мальчишка!»

Яська большую часть дня варила самогон, а потом постоянно, раз за разом посылала его по соседям разносить товар в тяжеленной корзине. Будто и не знала, что у мальчишки кроссовки протекают и носки всего одни. А резиновые сапоги для дождливой погоды его мама, как назло, дома забыла.

Дзинь. Шпонк. Дребезжала едва сидевшая в гнезде входной двери ручка… Тсик. Тсик. Кто-то настойчиво раз за разом дёргал её, намереваясь войти в дом.