— Пожалуйста, Альберт, попытайтесь что-либо сделать, — попросила Баранова. — В случае неудачи нам ничего не останется, как бродить по коллагеновым джунглям в надежде на то, что это не продлится целую вечность.
— А мы и сейчас двигаемся наугад, — почти весело заявил Дежнев. — И впереди все та же пустота.
Не переставая злиться, Моррисон включил компьютер, настроил его на режим приема волн мозга. Экран ожил. Шум был ничего не значащим, хотя и более насыщенный, чем в капилляре.
До этого в своих экспериментах Моррисон всегда использовал провода, подсоединяя их под микроскопом к нервам. А сейчас? К чему присоединить их сейчас? У него не было нервного волокна. Вернее, он сам находился внутри мозга, и сама мысль о присоединении к нерву казалась ненормальной. Может, если просто поднять их вверх и развести в стороны, как антенну, они и смогли бы выполнить свои функции? Но, при теперешнем размере, они слишком малы и едва ли будут эффективны, хотя...
Он смыкал и размыкал провода. Они, скрученные в петли, напоминали большое насекомое. Затем он сфокусировал и усилил прием. Вдруг мерцание на экране превратилось в резкие тонкие волны, но только на секунду. Потом все исчезло. Непроизвольно Моррисон вскрикнул.
— Что случилось? — уставилась на него Баранова.
— Я что-то перехватил. Мгновенная вспышка, значит, сигнал был. Но сейчас уже все...
— Попробуйте еще.
Моррисон обвел всех взглядом:
— Послушайте, можно потише? Работать с этим прибором неимоверно трудно. Для этого еще нужно полностью на нем сконцентрироваться. Понятно? Никакого шума. Не отвлекайте меня.
— Что это было? — тихо спросил Конев.
— Что?
— Вы сказали — вспышка Вы поймали что-то, похожее на вспышку. Можно /знать, что это было?
— Нет. Я же не знаю, что я уловил. Я хочу снова попробовать. — Моррисон повернулся влево к Барановой. — Наталья, я не наделен полномочиями приказывать, это — ваша обязанность. Прошу вас, скажите всем, особенно Юрию, чтобы мне не мешали.
— Молчим, молчим. Продолжайте, Альберт. Юрий, ни звука, — обратилась она к Коневу.
Моррисон резко повернулся влево, так как его легонько тронули за плечо. Калныня с восхищением смотрела на него и улыбалась. Она что-то прошептала, и он с трудом смог разобрать русское: «Не обращайте на него внимания. Покажите ему! Покажите!»
Глаза ее блестели. Моррисон тоже улыбнулся в ответ. Вполне возможно, что ею овладело сильное желание отомстить Коневу, мужчине, который бросил ее. Но, помимо всего прочего, Моррисон понял ее поддержку и готовность прийти на помощь. (Сколько же времени прошло с тех пор, когда женщина смотрела на него с гордостью и верой в его способности? Когда Брэнда растеряла все это?) Внезапно на него нахлынуло чувство жалости к самому себе. Моррисон с трудом взял себя в руки. Он вернулся к компьютеру, попытался забыть обо всем, что его окружало, о своем состоянии. Нужно думать только о работе, об этих едва различимых колебаниях электромагнитного поля, возникающих из-за ударов ионов натрия и калия о мембрану нейрона.
Экран еще раз вспыхнул: на нем появилась линия, напоминавшая невысокую горную цепь. Осторожно, едва касаясь пальцами клавиш, Моррисон ввел в компьютер задачу. «Горная цепь» на экране поплыла влево и стала уходить за его пределы. На единственном оставшемся отрезке Моррисон заметил небольшое покачивание.
«Идет запись сигналов в память», — пронеслось в голове Моррисона. Сказать вслух он ничего не смог, поскольку даже думать об этом боялся. Его пугало, что поток собственных мыслей, окажись он чуть интенсивнее, может тут же все разрушить.
То небольшое покачивание, или скептические полны, как он их называл, переместились из центра на задний план.
Моррисон не удивился. Вполне вероятно, он улавливал поля сразу нескольких клеток, которые не совпадали между собой. Тут, видимо, сказался пульсирующий эффект пластиковых стен корабля. Да плюс ко всему — броуновское движение молекул. Могли влиять и заряды атомов даже за пределами минимизированного поля.
Исключительность создавшейся ситуации заключалась в том, что ему вообще удалось уловить волны. Он чуть дотронулся до антенны, провел пальцами вверх-вниз. Сначала одной рукой, затем — другой. Потом обеими руками вместе, затем так же, но в разных направлениях.
После этого Моррисон слегка согнул антенну в одну сторону, в другую. Изображение скептических волн резко улучшилось, но потом опять стало расплывчатым. Чем это было вызвано, Моррисон не знал.
В одном месте график волны был особенно четким. Моррисон пытался унять дрожь в руках.
— Аркадий, — сказал он.
— Слушаю, мой американский могикан, — отозвался Дежнев.
— Поверните влево и немного вверх. И не говорите больше ничего.
— Мне придется огибать ткань.
— Поворачивайте медленно. Иначе я потеряю ориентир.
Моррисон боролся с желанием взглянуть на Калныню. Один лишь взгляд на нее и даже одна мысль о том, как она прекрасна, могут оказать разрушающее воздействие на экран.
Дежнев медленно вел корабль через арку коллагенов, а Моррисон осторожно настраивал антенну. Время от времени он шептал: — Вверх и вправо. Вниз. Немного влево...