Фантастическое путешествие (Сборник)

— Очень хорошо, — сказал Дежнев. — Я выключил двигатели. А что будем делать дальше?

— Ничего, — ответила Калныня. — Мы лишь дадим клетке возможность делать свою работу. А сами будем ждать.

Контакт рецептора с кораблем был не совсем полный. Но как раз это-то и требовалось. Ведь если он приблизится вплотную к рецептору, то попадет в поле минимизации и практически исчезнет. А сейчас имелось лишь притяжение электрических полей рецептора и корабля: положительный заряд к отрицательному и наоборот. Это притяжение не являлось абсолютным притяжением ионов. Связь была намного свободнее и напоминала водородную. Ее вполне хватало, чтобы удержаться, но было недостаточно, чтобы оторваться, как будто корабль держался на резиновых присосках.

Рецептор тянулся во всю длину корабля, был несколько неправильной формы, как будто он со всех сторон обвивал пластиковый корпус.

На первый взгляд, поверхность корабля казалась гладкой, без изъянов, но Моррисон был абсолютно уверен в наличии электрического поля в местах, где в глюкопиранозной структуре имелись гидроокисные группы.

Моррисон снова огляделся. Рецептор практически закрыл обзор с одной стороны корабля. Он попытался заглянуть дальше, за рецептор, видя продолжение нейрона, которому, казалось, не было конца. Поверхность его немного приподнялась, и Моррисон смог разглядеть кое-какие детали. Наряду со стандартными выпуклостями и складками, а также фос-фолипидными молекулами, он увидел несколько нестандартные очертания белковой молекулы, которая быстро пробиралась сквозь толщу клеточной мембраны. Рецепторы должны были притягивать именно такие молекулы. Моррисон знал, что рецепторы представляют собой пептиды — цепочки аминокислот. Они часть тонкого белкового основания и расположены вовне. Каждый отдельный рецептор состоял из определенной аминокислоты, имел определенный электрический заряд и располагался так, чтобы притягивать к себе противоположные по заряду и форме молекулы. Моррисону казалось, что рецепторы все приближаются к ним. Их было огромное количество. И это число постоянно росло. Рецепторы с притянутыми белковыми молекулами как будто проплывали сквозь фосфолипидные молекулы (с тонким слоем холестериновых молекул внизу, догадался Моррисон). Они то открывались, то закрывались.

— Что-то происходит, — сказал Моррисон, чувствуя движение корабля сквозь тонкую дрожь инерции, которая соответствовала их незначительной массе.

* * *

— Нас засасывает, — отметил Конев.

Дежнев кивнул:

— Похоже, так, — он показал ладонью, придав ей чашевидную форму.

— Абсолютно точно, — подтвердил Конев. — Она будет засасывать нас глубже и глубже, обволакивая со всех сторон, постепенно сужаясь. В конце концов полностью закроется, и наш корабль окажется внутри клетки.

Он был абсолютно спокоен. Так же, как и Моррисон. Они стремились к этому, и это произошло. Рецепторы продолжали смыкаться. Каждый из них удерживал молекулу, настоящую молекулу. Но одна среди них была ложная — молекула корабля. Поверхность клетки, как указывал Дежнев, полностью сомкнулась, и они очутились внутри.

— Что теперь? — спросил Дежнев.

— Сейчас мы внутри клетки, — сказала Калныня. — Кислотность постепенно повысится, и в определенный момент рецептор сам отпустит нас. Затем все рецепторы вернутся к клеточной мембране.

— А что будет с нами? — не унимался Дежнев.

— Поскольку клетка приняла нас за молекулу глюкозы, она постарается метаболизировать, расщепить нас на более мелкие частицы и получить энергию, — пояснила Калныня.

В этот момент пептидный рецептор отделился от корабля и уполз прочь.

— А не слишком ли это опасно, метаболизировать нас? — продолжал интересоваться Дежнев.

— Не думаю, — проговорил Моррисон. — Для этого нас притянет к себе соответствующая молекула энзима. Но она тут же поймет, что мы не представляем для нее никакого интереса. Мы не содержим фосфатной группы, и, возможно, она отпустит нас. Ведь мы — не настоящая молекула глюкозы.

— Но если эта молекула энзима отпустит нас, где гарантия, что другая, такая же молекула, тут же не притянет нас к себе. И так до бесконечности?

— Если уж мы затронули этот вопрос, — продолжал Моррисон, потирая подбородок и ощущая появившуюся щетину, — может случиться так, что нас не отпустят даже первые молекулы, если мы не сделаем то, что они от нас ожидают.

— Великолепно, — с возмущением произнес Дежнев. Неожиданно он перешел на свой диалект, что происходило лишь в минуты глубокого волнения. Моррисону стало трудно понимать его:

— То есть, получается, что мы или навеки останемся в лапах какой-нибудь молекулы энзима, или будем переходить по очереди от одной к другой, затем к третьей, и так до конца. Мой отец в таких случаях говорил: «Если тебя от пасти волка спас голодный медведь, то поверь, повода для радости нет».

— Прошу заметить, — сказала Калныня, — что еще ни одна молекула энзима не притянула нас к себе.

— А почему? — поинтересовался Моррисон, который уже успел это заметить.