— У каждого человека в голове постоянно находятся какие-то мысли. Иногда какие-то фразы ни с того, ни с сего приходят вам на ум. Ты, возможно, их слышал раньше, но не придал никакого значения. А теперь они всплыли в сознании. Или же у тебя просто слуховые галлюцинации.
— Но это пришло мне в голову, когда я, сконцентрировавшись, смотрел на ваш компьютер.
— Просто вам очень хотелось что-то уловить, и это что-то вы все-таки услышали. То же самое можно сказать про сон.
— Нет, это было на самом деле.
— Откуда вы можете это узнать, Юрий? Я никогда не ощущал ничего подобного. Вы думаете, что кто-то еще чувствовал то же самое?
— Нет, у них не получится. Они не пытались сосредоточиться на вашем компьютере. И, возможно, что ничей мозг, кроме вашего, не сможет ничего уловить.
— Вы гадаете на кофейной гуще. А что, по-вашему, означает эта фраза?
— «Зеленые поля»? У Шапирова есть домик за городом. И, наверное, он вспомнил это место.
— Вполне возможно, что у него в голове возник лишь один образ. А уж вы дополнили образ словами.
Конев нахмурился, помолчал минуту, затем добавил с неприкрытой враждебностью:
— Почему вы так сопротивляетесь всякой возможности получения какой-либо информации из мозга?
Моррисон ответил в том же духе:
— Потому что однажды я уже обжегся на так называемом восприятии чужих чувств и мыслей. Я был смешон, и стыд не проходил довольно долго. Так что теперь я стал более осторожным. Обыкновенный образ женщины и двух детей не говорит нам ни о чем. Так же как и фраза «зеленые поля». Как вы смогли отличить их от своих собственных образов и мыслей? А сейчас, Юрий, что бы мы ни услышали или ни увидели, все обязательно должно соответствовать физическому соотношению «квант-теория относительности». Тогда только мы и сможем о чем-то заявить во всеуслышанье. А пока этой взаимосвязи нет, никто нам не поверит. Над нами только посмеются. Это я говорю, исходя из собственного опыта.
— Хорошо, — согласился Конев. — А если вам удастся услышать что-нибудь существенное, то, что имеет непосредственное отношение к нашему проекту? Вы никому об этом не скажете?
— Почему же? Если я уловлю что-либо, касающееся физики или теории минимизации, я ведь один ничего не смогу понять, да и попытки самому справиться с этим заведут меня в тупик. Если нам удастся получить какой-то существенный результат, то только благодаря моему компьютеру и моей теории. Почти все лавры достанутся мне. И поэтому мне нет смысла что-то скрывать. Моя личная заинтересованность и честь ученого не позволят мне сделать это. А вы? Как поступите вы?
— Я тоже обязательно все открою. Точно так, как только что это сделал.
— Я не имею в виду фразу «зеленые поля». Это чепуха. Допустим, вы узнаете что-то очень важное, а я нет. Если вам вдруг покажется, что это представляет государственную тайну, как, например, сама теория минимизации? Скажете вы мне что-нибудь в таком случае? Или побоитесь прогневить ваш Центральный Координационный Комитет?..
Хотя они и говорили шепотом, Баранова уловила последние слова:
— Политика, джентльмены? — сурово прозвучал ее вопрос.
— Мы обсуждаем возможность использования компьютера, Наталья, — отозвался Конев. — Альберт думает, что если я получу какую-нибудь важную информацию из скептических волн Шапирова, то я обязательно утаю это от него, мотивируя, что это государственная тайна.
— Вполне возможно, — согласилась Баранова.
— Но нам нужна помощь Альберта, — осторожно сказал Конев. — Это его машина и его программа. Я уверен: только он знает, как сделать нашу работу более эффективной. Если он не будет уверен в нашей честности и доброй воле, он может сделать так, что мы вообще ничего не узнаем. Я очень хотел бы сообщить ему любую информацию, которую нам удастся получить в обмен на то же самое с его стороны.
— Но Комитет может этого не одобрить, и Альберт сам понимает, — не соглашалась Баранова.
— Ну и пусть. Меня это совершенно не интересует, — отрезал Конев.
— Я докажу тебе свою любовь, Юрий, — шутливо отозвался Дежнев. — Я никому не скажу, что только что слышал.
Калныня поддержала Конева:
— Наталья, я тоже думаю, мы должны быть откровенны с Альбертом и попросить его быть таким же откровенным. Работая на своей машине и имея определенный опыт, я уверена, он быстрей нас получит интересующую нас информацию. Принцип «услуга — за услугу» более выгоден для нас, чем для него. Так, ведь, Альберт?
Моррисон кивнул:
— Я думал абсолютно так же и собирался сказать об этом, если бы вы вдруг стали убеждать меня, что политика государства превыше всего.
— Ну, хорошо. Не будем торопить события, — сняла напряжение Баранова.
Моррисон продолжал думать о своем, изредка поглядывая на машину, когда Дежнев произнес:
— Впереди другая клетка. До нее один или два километра. Она кажется намного больше, чем предыдущая. Это нейрон, Юрий?
Конев, который тоже было задумался, внимательно вгляделся в появившиеся очертания:
— Альберт, а что говорит ваш компьютер? Это нейрон?
Моррисон помолчал, включаясь:
— Должно быть, да, — ответил он. — Я никогда не получал такого четкого изображения скептических волн.