Фантастическое путешествие

Все в его жизни было прекрасно, потому что он становился ведущим в стране экспертом по пляжам, ночным клубам, театрам и другим весьма важным коммерческим предприятиям, пока он не повстречался с Дульсинеей Гринвич. И не надо открывать рот от изумления, старина. Она сказала, что ее отец как-то прочел книгу под названием «Дон Кихот», но я решил, что она все придумала, потому что ты знаешь и я знаю, что ни один здравомыслящий человек не стал бы писать книгу с таким дурацким названием. Ее невозможно было бы продать.

Ван явился ко мне в чрезвычайно возбужденном состоянии.

— Джордж, — сказал он, — я познакомился с самой чудесной женщиной на свете. Она энергична. Она сильна. Она умна.

— Умна? — переспросил я. Я знал о дюжине его ничего не значащих интрижек, и мне и в голову не приходило, что ум был для него одним из критериев оценки женского совершенства.

— Итак, — сказал он с глупой ухмылкой на губах. — Она говорит, что безумно в меня влюблена, и что это, если не признак большого ума?

— Ван, — сказал я, — как можно не любить такого привлекательного, к тому же такого несметно-богатого парня, как ты? Это не признак ее ума, а признак того, что она не мертва.

— Нет, — возразил Ван. — Она совсем не такая; кстати, такой цинизм тебе не к лицу. Так случалось, что другие женщины, которых, как мне казалось, привлекал мой шарм и беззаботность, хотели выйти за меня замуж с получением прав на недвижимость и страховку с возмещением в двойном объеме. Помнишь?

— Помню.

— А Дульсинея не хочет ничего.

— Совсем ничего? — Такое утверждение не могло не вызвать глубочайших моих подозрений.

— Только одного.

— Ага.

— Совсем не того, что ты думаешь. Она хочет, чтобы я устроился на работу.

Вынужден признаться, старина, что, когда он сказал это, кусок попал мне не в то горло, и понадобилось некоторое время, чтобы я убедил себя, что не задохся. Наконец все перед глазами встало на свои места, и я произнес страшным шепотом:

— На работу? Почему она хочет, чтобы ты устроился на работу?

— Она думает, — задумчиво произнес Ван, — что это сделает меня мужчиной.

— Но ты и так мужчина. Ты — не просто мужчина, — произнес я с благоговением, потому что меня всегда поражали люди, обладавшие талантом и умом родиться богатыми, — а состоятельный мужчина, и я не знаю, что еще определяет мужчину как настоящего, кроме богатства, презренного металла, толстого кошелька.

(Я крайне серьезно отношусь к подобным вещам, старина, потому что душой и сердцем такой же богач, как все остальные в Соединенных Штатах, несмотря на то что определенные обстоятельства ввергли меня в нищету.)

— Она говорит, — сказал Ван, — что я обаятельный, что она горячо меня любит, но я — беззаботный прожигатель жизни.

— Беззаботный прожигатель жизни? Несмотря на то что ты делаешь на пляжах и курортах?

— По какой-то причине она не считает это работой. Она хочет, чтобы я ходил на работу с девяти до пяти, какой бы скромной она ни была, выдержал такой режим в течение не менее шести недель, тем самым доказав, как она сказала, свою предприимчивость.

— Должно быть, она больна.

— Нет, Джордж, она не больна. Она — продукт благородных идеалов, и мое сердце принадлежит мне. Я просто найду работу и докажу ей, что не менее предприимчив, чем любой другой делец в этом мире.

— И какой именно работой ты думаешь заняться, Ван?

— В этом вся загвоздка, Джордж. Меня ни к чему не готовили, у меня нет образования, и мне остается только надеяться на то, что какого-нибудь предполагаемого работодателя удовлетворит тот факт, что я знаю мало, практически ничего. — Он храбро улыбнулся. — Конечно, я — эксперт и сертифицированный инспектор пляжей. Может быть, это поможет. До свидания, Джордж. Мне пора на баррикады.

Бедняга Ван. То, что последовало за этим, было достойно сострадания. Сострадания! Старина, если бы мне пришлось обо всем рассказывать подробно, то по мере разворачивания повествования мельчайшее слово бередило бы твою душу, заставляло бы стынуть…

(Не надо декламировать вместе со мной. Кто-то опять украл мои строки? Отец Гамлета? Никогда не слышал о нем.)

Как бы то ни было, ничего у него не получилось. Я не слишком пристально наблюдал за ним, по причине безумной занятости, миллионом дел приходится заниматься одновременно. Одна программа скачек… но я отвлекся.

Иногда он приглашал меня на ужин, и было видно, что он увядает от безумного напряжения. Загар побледнел, он признался, что у него не клеится игра в поло.

— Джордж, — хрипло прошептал он, — ты поймешь, что я имею в виду, если я скажу тебе, что за последний месяц я дважды падал с лошади. Только никому не рассказывай.

— И так все узнают. Другие не могли не заметить, что ты упал.

— Игроки в поло никому не рассказывают о подобных вещах, Джордж. У нас существует свой негласный кодекс.