Фантастическое путешествие

— Ты уверен? Мне почему-то так кажется. Я просто весь день сижу и дрожу от холода. Под этим толстым пальто у меня самое теплое платье, а под ним хорошее теплое белье, я даже надела шерстяные носки поверх колготок и тяжелые туфли, но мне все равно холодно.

— Возможно, ты плохо питаешься. Прекрасная большая миска бобового супа по-флотски чудесно тебя согреет. И на твоем месте я лег бы в постель. Включи обогреватель в комнате, накройся несколькими одеялами, и тебе будет тепло, как на пляже на островах южных морей.

— Не знаю, — ответила она, морща свой симпатичный носик и качая головой. — Именно в постели мне холоднее всего. Особенно рукам и ногам — они словно превращаются в сосульки. Когда вернется Алексиус, он не захочет ложиться со мной в постель, я такая холодная. Хоть что-то хорошее, — мрачно добавила она. — Ему предстоит обнаружить, что я и в самом деле холодная сам-знаешь-что.

Еще через две недели раздался стук в дверь — радостный и счастливый. Помнится, я был занят сложными математическими расчетами какой-то лошадиной статистики, и мне не очень понравилось, что меня прерывают, но когда я открыл, в комнату ворвалась Юфросина, чуть ли не танцуя.

Я уставился на нее.

— Что случилось, Юфросина? — и, пытаясь определить причину ее восторга, добавил: — Что, Алексиус оставил тебе все свои деньги и сбежал?

— Нет, дядя Джордж, конечно нет. Алексиус уже неделю как дома, мой дорогой прекрасный муж.

— Дорогой прекрасный муж? Хочешь сказать, он отказался от своих любовных притязаний и вновь наслаждается деньгами?

— Не понимаю, о чем ты, дядя Джордж, — сказала она, высоко задрав свой маленький подбородок. — Все, что я знаю, — когда он вернулся домой, я легла на свою сторону постели, и мне было холодно как никогда. Я вся посинела и дрожала. А потом он лег в постель со своей стороны, и мне показалось, будто я на расстоянии чувствую его тепло. Не знаю, как так получилось, но его тело словно излучало восхитительное тепло, которое просто заливало меня. О, это было настоящее блаженство.

Естественно, я придвинулась поближе к теплу. Он был словно магнит, а я — кусочек железа. Я почувствовала, что скольжу в его сторону, а потом столкнулась с ним и обняла его своими бедными холодными руками. Он страшно вскрикнул, почувствовав прикосновение моих холодных рук и ног, но я не собиралась его отпускать и держалась за него крепче, чем когда-либо.

Он повернулся ко мне и сказал: «Ах ты бедняжка! Тебе так холодно». А потом положил свои прекрасные теплые руки на мою ледяную спину и стал водить ими вверх и вниз. Я чувствовала тепло его рук сквозь ночную рубашку, вверх и вниз, вверх и вниз. Дядя Джордж, я просто заснула в его объятиях, счастливая. У меня никогда не было лучшей ночи, а утром мне не хотелось, чтобы он вставал. Боюсь, ему пришлось от меня отбиваться. «Не уходи, — говорила я. — Мне будет холодно». Но ему нужно было идти.

И так теперь каждую ночь. Такое счастье. В теплых объятиях моего теплого Алексиуса, дядя Джордж, мне кажется, что даже деньги уже не столь важны. В них есть что-то очень холодное.

— Тсс, детка, — сказал я, ибо слова ее потрясли меня.

— Нет, я имею в виду именно то, что сказала, — возразила она.

— Скажи мне, дорогая, — сказал я, — когда вы обнимали, ласкали и согревали друг друга, вы не… — Я замолчал, не в силах подобрать слова для промелькнувших у меня в голове постыдных мыслей. В конце концов, я достаточно стар, чтобы постичь все грехи мира.

— Да, — гордо ответила она, — и я не вижу в этом ничего плохого. Пусть моралисты говорят все, что хотят, о том, что деньги — величайший из божественных даров человечеству, и о том, что любовь — корень всех зол, но я говорю: любовь — самое теплое, что только есть на свете.

— Что ты станешь делать летом? — вызывающе спросил я.

— Значит, немного попотею, — ответила она, и я понял, что за нее можно больше не беспокоиться.

Я никогда не знал столь счастливой супружеской пары, как Юфросина и Алексиус Меллон. Им было тепло каждую ночь, они немного попотели летом, и в конце концов у них родились двое детей.

Юфросина стала совсем другой. Она больше не боялась мужчин и не подозревала их в дурных намерениях. Более того, их намерениям она была даже рада и порой высказывалась в весьма уничижительной манере о тех из них, кто, на ее взгляд, был насквозь пропитан старосветским этикетом.

Она одевалась так, чтобы привлечь внимание мужчин, и действительно привлекала их в большом количестве.

Позднее она призналась мне, что из чистого любопытства пыталась согреться вместе с кем-то из них, но после пятнадцатой или шестнадцатой попытки — по ее словам, она потеряла им счет — она сдалась. Никто из них не обладал божественным теплом Алексиуса.

Это ее несколько раздражает, и она жалуется, что любовью, в отличие от денег, следует делиться и что любовь, в отличие от денег, может прирастать, лишь если дарить ее, не требуя ничего взамен. Она продолжает это утверждать, даже несмотря на то, что я напомнил ей: деньги, если их с умом вложить, приносят немалую прибыль.