— Полагаю, Джордж, — сказал я, — что бесполезно спрашивать о том, есть ли смысл в ваших историях, но, думаю, следует отметить, что это было не настоящее путешествие во времени, судя по вашему рассказу, но лишь воображаемое. Это действительно было видение, вызванное манипуляциями Азазела над мозгом Флабба. В таком случае Флабб находился под его полным контролем или должен был находиться. Почему он не заставил Юсифа Ньюберри ползать у его ног, безнадежно моля о прощении?
— Именно об этом, — ответил Джордж, — я при случае спросил Азазела. Азазел сказал, что несчастный Мозгокряк, сколь бы предвзятое мнение он ни имел о себе самом, обладал достаточным литературным мастерством, чтобы понимать, по крайней мере подсознательно, что некоторые из его творений действительно были дерьмом и что Ньюберри был прав. Честно говоря, ему рано или поздно пришлось бы это осознать.
Джордж немного подумал, а потом добавил:
— И все-таки мне кажется, что он не настолько уж на вас похож.
Холодно ли тебе, милая?
Мы с Джорджем обедали в ресторане, и официант как раз поставил перед ним «лохань» бобового супа по-флотски, от которого он просто без ума. Он влил в себя несколько ложек, удовлетворенно вздохнул и сказал, глядя в окно:
— Падает легкий снежок…
На что я ответил:
— Если вы считаете, что эти огромные снежные хлопья, падающие с неба сплошной стеной, просто «снежок», то, надо полагать, вы правы.
— Я просто попытался придать поэтичности банальной фразе: «Опять идет снег…» — надменно заявил Джордж. — Впрочем, о поэзии с вами говорить, как с лошадью…
— Вы забываете, что не лошадь платит за ваш обед.
— Просто так уж получилось, что в данный момент я на мели.
Момент этот длится с тех пор, как я познакомился с Джорджем, и, хотя меня так и подмывало ему об этом напомнить, я сдержался.
— Происходящее за окном наводит меня на мрачные предчувствия, что скоро наступят холода, — сообщил я. — Тем не менее меня утешает мысль, что через несколько месяцев они закончатся и я вновь буду радоваться наступлению теплой погоды. Подозреваю, что периодическая смена предчувствий и восприятия полезна, она дает столь необходимое ощущение божественной неудовлетворенности.
— Интересно, — заметил Джордж, — почему ее называют божественной?
— Потому что именно неудовлетворенность текущим положением дел подтолкнула человечество к созданию цивилизации и культуры. Удовлетворенность жизнью ведет к застою и деградации, как в вашем случае. И все же даже вы, Джордж, если верить тем историям, которыми вы меня потчуете, распознаете у других ту самую божественную неудовлетворенность, а потом прилагаете тяжкие усилия, пытаясь облегчить их участь. Хотя — опять-таки, если верить тем же самым историям, которыми вы продолжаете мне досаждать, — может показаться, что ваше вмешательство в жизнь ваших друзей неизбежно ведет к катастрофе.
Джордж покраснел.
— Вы дважды в одной фразе умудрились пролить сомнение на ту часть жизни, в которой я вам оказывал всемерную поддержку.
— Часть жизни, включающая в себя инопланетное существо в два сантиметра ростом, которое вы можете вызывать, искривляя пространство, и которое способно на то, что недоступно человеческим технологиям… в этом трудно не усомниться.
— И еще я возмущен вашими словами о том, что моя искренняя помощь неизбежно ведет к катастрофе. Слова эти столь далеки от истины, что я уверен — ангелы в раю льют сейчас самые горькие слезы ради вашего спасения.
— Если они и льют слезы, то ради вашего спасения, не моего. Это вы рассказываете всякие истории и описываете катастрофы. Я же просто на них указываю.
— Все дело в том, старина, что я как-то раз стал причиной счастливого брака, преисполненного любви и верности. Можно сказать, это полностью творение рук моих. Я имею в виду историю Юфросины Меллон и ее мужа, Алексиуса. Сейчас я вам ее расскажу.
— На самом деле мне вовсе не хочется ее слушать…
Юфросина Меллон, начал свой рассказ Джордж, была до замужества Юфросиной Стамп, и я знал ее с детства — застенчивую девчушку, которая, когда ее знакомили с кем-то не из родни, пряталась за ближайший шкаф и смотрела оттуда широко раскрытыми глазами. Эта ее застенчивость так и не прошла, а по мере взросления стала проявляться на представителях противоположного пола.
Еще более неуместно это стало выглядеть, когда, став взрослой, она превратилась в стройное чудо с телом богини. Конечно, она была маленькой богиней, всего в пять футов два дюйма ростом, но жившие по соседству молодые люди сразу же отметили ее феномен.
Многие юноши пытались завести с ней дружбу, и если бы им это удалось, то они, скорее всего, вовлекли бы ее в глубокомысленные философские дискуссии. Однако мне так и не удалось это проверить, так же как и ей, поскольку никто так и не смог установить с ней достаточно дружеских отношений, являющихся предпосылкой для подобных дискуссий.