Фантастическое путешествие

— Мне снилось, будто я снова в Старой Помойке. Я имею в виду, в старой Старой Помойке. Не такой, какая она сейчас, разрушенная и затерявшаяся посреди города, но какой она была сорок лет назад, внушительное здание в античном стиле, постаревшее лишь от времени. Я мог пройти по коридорам и видел классы, учеников за работой. Повсюду чувствовался едва заметный дух депрессии. Помнишь Великую депрессию, Джордж?

— Конечно.

— Я прочитал объявления на доске. Я просмотрел последний выпуск школьной газеты. Никто меня не останавливал. Никто меня не замечал. Как будто я для них вообще не существовал, и я понял, что это именно сегодняшний я, забредший в прежние времена. И вдруг я понял еще одно — что где-то в здании находится Юсиф Ньюберри, все еще живой. Я понял тогда, что меня занесло в Старую Помойку с определенной целью. В руках у меня был портфель; просмотрев его содержимое, я с великой радостью обнаружил, что у меня имеются все необходимые доказательства.

Я взбежал по лестнице на третий этаж, где находился его кабинет. Помнишь его кабинет, Джордж, пропитанный затхлым запахом старых книг? Запах все так же стоял там сорок лет спустя, или, вернее, я вернулся назад на сорок лет и обнаружил его там, где он был всегда. Я боялся, что старый Ворчун может оказаться на уроке, но мой сон отправил меня в нужное время. У него был свободный час, и он занимался проверкой работ учеников.

Когда я вошел, он поднял глаза и увидел меня. Он меня заметил. Не мог не заметить.

«Кто вы?» — спросил он.

«Приготовься удивиться, Юсиф Ньюберри, — ответил я, — ибо я не кто иной, как Фортескью Москенкрак Флабб».

Он нахмурился.

«Вы хотите сказать, что вы — отец того тупого простофили, который учился в прошлом году в моем классе?»

«Нет, я не отец того тупого простофили. Берегись, Ньюберри, ибо я и есть этот тупой простофиля. Я явился из будущего, отстоящего на сорок лет, чтобы предстать перед тобой, трусливый мучитель моей юности».

«Сорок лет, гм? Должен отметить, что прошедшие годы не пошли тебе на пользу. С трудом могу поверить, что можно выглядеть хуже, чем ты выглядишь сейчас, но, вижу, это как-то тебе удалось соорудить».

«Ньюберри, — прогремел я, — приготовься страдать! Ты знаешь, кем я стал через сорок лет?»

«Да, — спокойно ответил он, — ты стал выдающимся уродом средних лет. Полагаю, это было неизбежно, но я, хоть и с трудом, все же могу тебя пожалеть».

«Я стал далеко не только им, Юсиф Ньюберри. Я стал одним из известнейших литературных деятелей Соединенных Штатов. Вот, к твоему сведению, экземпляр статьи обо мне в “Кто есть кто в Америке”. Обрати внимание на количество моих опубликованных книг, и более того, Ньюберри, обрати внимание, что ни в одном из этих выдающихся томов не упоминается презренное имя Юсифа Ньюберри. А вот, Юсиф Ньюберри, подборка рецензий на мои последние книги. Прочти их и обрати особое внимание на то, что в них говорится о моем таланте и моем безукоризненном писательском мастерстве. Вот статья в “Ньюйоркере”, тиражи которого взлетели благодаря мне. А теперь, Юсиф Ньюберри, вспомни обо всех грубостях и издевательствах, которые ты говорил обо мне и моем творчестве в прошлом году в классе, и покаянно преклони голову, охваченный горьким стыдом!»

«Полагаю, — сказал Ньюберри, — что все это сон».

«Вероятно, это сон, — согласился я, — но даже если так, то это мой сон, и все то, что я тебе показал, — правда, которая будет существовать сорок лет спустя. Разве ты не раскаиваешься, Юсиф Ньюберри?»

«Нет, — ответил Ньюберри, — я не несу ответственности за будущее. Могу сказать лишь одно: все, что ты писал в прошлом году в моем классе, — дерьмо и останется дерьмом до скончания времен. А теперь убирайся и не мешай мне работать».

И на этом сон закончился. Что ты об этом думаешь, Джордж?

— Очень реалистично.

— Да, в самом деле. Но я не об этом. Можешь себе представить, насколько меня оскорбило поведение этого учителишки, который, даже узнав о моем величии, так и остался при своем мнении? Никакого стыда. Никакого отчаяния. Он продолжал утверждать, что мои юношеские работы — дерьмо, и не изменил свою позицию ни на йоту. Мое сердце разбито, Джордж. Все оказалось намного хуже, чем я полагал. И на покой я уйду с самыми худшими мыслями, какие только мог себе представить.

Он заковылял прочь — не человек, а постаревшая и полностью уничтоженная оболочка человека. Спустя некоторое время он умер.

Джордж закончил свой рассказ и утер глаза пятидолларовой бумажкой, которую я специально ему дал. Она была не столь мягкой, как носовой платок, но он настаивает, что прикосновение банкнота — самое прекрасное ощущение.