Фантастическое путешествие

— Выключите свет, — приказал Оуэнс, — и постарайтесь расслабиться. Я сам управлюсь с нашей крошкой.

Когда погас свет, все — даже Микаэлс — сгрудились у иллюминатора.

Мир вокруг них совершенно преобразился. Да, это была кровь. Да, все вокруг состояло из кусочков и мелких частиц, фрагментов и соединений всяческих молекул, тромбоцитов и эритроцитов, но разница… разница…

Теперь они были в верхней полой вене, самой крупной вене, идущей от головы и шеи. Весь кислород был использован без остатка. Красные кровяные тельца отдали его, и в них остался лишь гемоглобин, а не оксигемоглобин — ярко-алый, насыщенный кислородом.

Гемоглобин был синевато-лилового цвета, и в рассеянных миниатюризированных световых волнах корабля каждый эритроцит вспыхивал переливами голубого и зеленого на постоянном фиолетовом фоне. На всем вокруг лежал отблеск этих лишенных кислорода частиц.

Тромбоциты проносились мимо, оставаясь в тени, и дважды субмарина миновала — на вполне приличной дистанции — расползшиеся туши белых кровяных телец, окрашенных теперь в зеленовато-бежевые цвета.

Грант снова скосил глаза на лицо Коры, на котором проступил почти благоговейный восторг, и в призрачном голубоватом свете, струящемся извне, она сама казалась фантасмагорическим видением. Она была Снежной Королевой далекого северного царства, на которое изливала сияние сине-зеленая заря. Так галантно подумал Грант и внезапно почувствовал прилив тоски и опустошенности.

— Великолепно! — проворчал Дюваль. Но смотрел он совсем не на Кору.

— Вы готовы, Оуэнс? — обратился Микаэлс к капитану. — Я буду показывать вам путь через сердце.

Он подошел к своим картам и включил небольшую лампу, которая несколько рассеяла сказочную синюю мглу, затопившую «Протей».

— Оуэнс! — окликнул он, — Карта сердца, A-два. Входное отверстие верхней полой вены. Правое предсердие. Нашли?

— Нашел.

— Мы что, уже в сердце? — удивился Грант.

— А вы прислушайтесь, — вспыхнул Микаэлс. — Не смотрите, а слушайте!

В «Протее» воцарилась гробовая тишина.

И они услышали. Это напоминало далекий гром канонады. Пол под ногами дрожал, ритмично вибрировал, медленно и размеренно, но с каждым мгновением все сильнее и сильнее. Глухой удар, за ним — еще глуше, потом пауза, снова два удара, и снова, и снова — все громче и громче.

— Сердце! — вскрикнула Кора, — Это сердце!

— Правильно, — согласился Микаэлс — Замедленное во много раз.

— И мы неправильно слышим его, — недовольно поморщился Дюваль. — Звуковые волны слишком велики, чтобы мы воспринимали их ушами. Они заставляют судно вибрировать, но это совсем не одно и то же. При скрупулезном исследовании тела человека…

— Как-нибудь в другой раз, доктор, — перебил его Микаэлс.

— А звук довольно привычный, — заметил Грант.

— Да, но ниже границы нашего восприятия. Два биллиона ударов за семьдесят лет, — произнес Микаэлс. — И более.

— И каждый удар, — подхватил Дюваль, — это тонкая грань, отделяющая нас от Вечности, которая дарит мгновение, чтобы мы примирились с…

— Конкретно эти удары, — перебил его Микаэлс, — как раз приблизят нас к Вечности и не подарят ни одного лишнего мгновения. Заткнитесь, вы все. Вы готовы, Оуэнс?

— Да. По крайней мере, я у руля, а перед носом у меня висит карта. Но как отыскать на ней правильный путь?

— Мы никак не потеряемся, даже при всем желании. Сейчас мы в верхней полой вене, у места впадения в предсердие. Нашли?

— Да.

— Хорошо. Через минуту мы войдем в правое предсердие, в первую камеру. А они должны остановить сердце. Грант, займите пост у радио.

В это время Грант забыл обо всем, захваченный грандиозным зрелищем за иллюминатором. Полая вена — самая крупная вена человеческого тела, которая на последнем отрезке несет кровь от всех органов, кроме легких. На подходах к предсердию она разрослась до гигантских размеров, ее стенки терялись из виду, и казалось, что «Протей» несется в безграничном океане тьмы. Сердце медленно и страшно грохотало, и с каждым раскатом корабль подбрасывало и трясло.

Микаэлсу пришлось окликнуть Гранта дважды, прежде чем он очнулся и сел за передатчик.

— Впереди трехстворчатый клапан! — крикнул Оуэнс.

Все задрали головы. В конце длинного-длинного коридора показался этот самый клапан. Три сияющие красные заслонки, которые раздвинулись, раскрылись, взметнулись назад, открывая кораблю путь. Показался проход, он все увеличивался, а лепестки клапана развевались, цепляясь друг за друга. Внизу находился правый желудочек, одна из двух основных камер сердца.

Кровь хлынула в этот провал, словно втянутая мощным глотком. «Протей» понесло следом, как раз когда проход раскрылся во всю свою необъятную ширь. Впрочем, течение оказалось не таким уж и бурным, и субмарина плыла, лишь слегка подрагивая.

Потом их оглушил громовой раскат — это желудочки, главные мышечные камеры сердца, сжались от систолического сокращения сердечных мышц. Лепестки трехстворчатого клапана вспорхнули навстречу судну, смыкаясь — медленно, с сочным влажным всхлипом. Впереди оказалась стена с вертикальной бороздой, которая расходилась вверху на еще две.