Фантастика 1985

По асфальту побежали бурные ручьи, крутя резные листья платанов, крылья сбитых «пчел» и «колибри». Один за другим поплыли армады воздушных пузырьков, лопаясь и снова возникая.

Шеф, нахохлившись, сидел в машине, мрачно уставившись перед собой. Не осмеливаясь его потревожить, вокруг, насквозь промокшие, стояли мотоциклисты охраны и патрульные. Наконец он очнулся и раздраженно махнул рукой. Кортеж развернулся и медленно направился к Интегратору. В потоках дождя, ярко освещенная прожекторами, грозно, непоколебимо возвышалась статуя, словно беспощадное существо, явившееся из неведомых космических глубин, чтобы поработить Землю. В подножие холма раз за разом ударили разряды молний, прокатились сокрушительные удары грома, в которых утонули завывания сирен, и ливень забушевал еще яростнее.

А в глубинах парка укрылись от дождя под огромным платаном члены Комитета. Весело блестя глазами, перебивая друг друга, они рассказывали о воздушных подвигах «колибри»-бунтовщиц. Иногда сквозь плотную поверхность листвы пробивался дождь, поежившись от расторопной струйки, попавшей за воротник, никто не обращал внимания на такой пустяк. Франсуа с удовольствием смотрел на оживленное, разрумянившееся лицо Кэтрин, на ее развевавшиеся волосы с капельками дождя.

И вспоминал великого итальянца, советовавшего собратьям-художникам писать лица людей, попавших под дождь, который как бы снимал на время преграды между миром и человеком, раскрывая, открывая его подлинное лицо под маской.

Дождь затих так же внезапно, как и начался, и соборный сумрак под куполом платанов рассекли лучи солнца. И оживились птицы. Сначала пробные трели солистов, затем их голоса наполнили воздух: так быстрые струйки воды устремляются в ручей.

— Ну что ж, пока ваш драгоценный Идол не догадается приспособить это птичье царство для чтения мыслей, вы можете их высказывать вслух и даже не очень часто оборачиваться. Не так ли, Ларсен? — весело сказал Франсуа, дружески обняв его за плечи.

— Все так, Франсуа! — сказал тот. — Но у шефа зреют замыслы усовершенствовать конструкцию «пчел», выпустить серию «шершней».

Дружный хохот людей заставил птиц на секунду примолкнуть, но, убедившись, что им ничего не угрожает, они снова начали пересвистываться в густой листве.

Ушли грозовые, могуче клубившиеся облака. И к заходящему солнцу потянулись вытянутые, окрашенные во все оттенки радуги перистые облака. Словно гигантские птицы с размахом крыльев от одного края горизонта до другого стремительно летели к своему огненному гнезду.

Элеонора Мандалян СФИНКС

День выдался трудный. Гроссе не хотелось ехать домой, где его никто не ждал, кроме старой ворчливой экономки. В ресторане же в это время обычно собирались его приятели. Но ему не повезло — он попал на семейный ужин. Женщины, даже если они жены приятелей, требуют к себе внимания. А ему хотелось отдыха и покоя. Гроссе хмуро жевал, уткнувшись в тарелку.

— Ты сегодня не в духе, мой друг, — заметил Эдмонд Браун — тучный пожилой человек с обрюзгшим лицом. — Неудачная операция?

— Напротив, операция удалась, хоть и оказалась чертовски сложной. Пришлось собирать по кусочкам приехавшего из Франции «парфюмерного короля» и его секретаря, по роковой случайности попавших в автомобильную катастрофу. Чуть ли не полностью заменить им кожу, заново вылепить лица.

— Потрясающе! Я всегда говорил, что ты — великий человек.

Гроссе криво усмехнулся.

— Я хочу выпить за тебя, дружище. — Браун потянулся за бокалом.

Гроссе перехватил его руку: — А вот этого-то как раз делать и не надо. Алкоголь для тебя яд.

— Знаю, — невесело согласился тот. — Да иногда тормоза подводят.

Присматриваясь профессиональным взглядом к тяжеловесной, неповоротливой фигуре Брауна, к пергаментно-желтому цвету его лица, Гроссе бесстрастно размышлял о том, что Эдмонда не мешало бы подлатать, можно бы кое-что ему предложить кардинальное, не будь они знакомы. Но, увы, со знакомыми он ни в какие сделки не вступает. Таково его железное правило…

С улицы донеслись крики, визг тормозов, свист, топот бегущих ног. Музыка и разговоры смолкли — все настороженно прислушались.

— Том! — окликнул Гроссе официанта. — Взгляни-ка, что там стряслось.

…Том вернулся взволнованный и с порога объявил: — Похитили сына старой Бетси. Она рвет на себе волосы и голосит на всю улицу. — Том умолк, но губы его продол, жали беззвучно шевелиться.

— С чего ты взял, что его похитили? — Хауард, один из приятелей Гроссе, до ухода в отставку был начальником полиции, и подобные происшествия все еще занимали его.

— Жена аптекаря, сэр, видела, как серый автомобиль с погашенными фарами преградил дорогу Джо, как двое верзил схватили его и, не дав опомниться, затолкали в машину… Это ужасно! — Черный Том раскачивался из стороны в сторону, словно маятник старинных часов, и все повторял: — Ужасно… ужасно…

— Грубая работа, — пробормотал Гроссе.

— Два случая за две недели…

— И четвертый — за последний год, — заметил хозяин ресторана, выходя из-за стойки бара. — Почему они похищают только бедняков, хотел бы я знать.