Фантастика 2003. Выпуск 1

И вот наконец, впервые за столько времени, у меня выдалось свободное время. Наше обожаемое руководство, услышав наконец наши мольбы и стоны, объявило каникулы. День на третий, отдышавшись, я звякнул Лёльке, но наткнулся на ее навороченный ДУРдом[8], который сообщил мне, что хозяйка уехала на отдых и никаких мобильных средств связи с собой принципиально не взяла.

Это было так похоже на мою сестричку, что я ни капельки не удивился и не забеспокоился. Почему я понял, что Дом навороченный, так это по тому, как он со мной разговаривал:

— Я являюсь одновременно и полномочным поверенным в делах Елены Васильевны, и, если вы пожелаете, дам вам любую не закрытую ею самой о ней информацию. Вплоть до настроений и мечтаний. Тем более что вы, Сергей Васильевич, значитесь в ее личном реестре под номером один, и от вас закрытой информации почти нет.

Было лестно узнать, что мой статус в ее табели о рангах так высок, но вести задушевные беседы с сестренкой через полномочный поверенный ДУРдом мне показалось все-таки нелепым. И я оставил ей сообщение. Сказал в экран:

— Лёлька, я дома, у меня каникулы. Как вернешься, выйди на меня. Я тебя люблю. — Помахал рукой и сделал воздушный поцелуй.

Потом у меня случился небольшой скоропостижный роман, и я слегка потерял счет времени. Потом нас отозвали с каникул на одиночный, но безумно дорогой концерт в Мельбурне, и все мы только чудом не погибли там в гостиничном пожаре, а Петруччио приобрел себе не совсем обычную подругу жизни по имени Ева. Потом, наконец, я вернулся домой, и мой Дом передал мне кое-какие сообщения. В том числе и от Лёльки.

Она сидела на диване, забравшись на него с ногами. Она была красивее всех девушек в мире, а уж я-то их повидал неслыханное множество. И совсем уже взрослая. Наши семейнофирменные здоровенные губы, которые делают меня слегка придурковатым на вид, ей придают трогательность и невероятную сексуальность. (Фрейд, отстань!)

Когда она успела стать взрослой? Как-то это проскочило мимо меня, хотя время от времени мы с ней все-таки связывались. Поздравляли, например, друг друга с праздниками и различными победами: она меня — с успешными концертами, я ее — со сдачами тех или иных экзаменов (еще до окончания школы она поступила одновременно в два вуза — философский и художественный).

— Привет, Сережа, — сказала она. — Очень жалко, что мы не увиделись. А теперь уже не увидимся никогда. Но ты не пугайся. Все хорошо. Я жива, здорова и счастлива. Просто я уезжаю. Навсегда. Но куда — сказать не могу. Это тайна. Так что прощай. Я тобой горжусь. Ты самый лучший брат в мире.

И стереоэкран погас. А я сидел перед ним с отвисшей челюстью, и ощущение у меня было такое, словно у меня стащили сердце.

2

Во-первых, я сразу подумал о том, что все она врет: никуда она не уезжает, а собирается покончить с собой. Потому что куда бы человек ни уезжал, он не станет говорить: «Не увидимся никогда». Почему? Да потому что нет на этом свете таких далеких мест, чтобы не было возможности увидеться. Такие места есть только на том свете.

Во-вторых, я подумал, что во всем виноват однозначно я. Девочка проблемная, это с самого начала было ясно. А в шестнадцать и у обычных-то людей шарики за ролики заезжают. Если она кому-то и доверяла, то только мне. Был бы я рядом, я бы уж точно знал, что с ней творится. А я ее

бросил, конкретно откупился… Впрочем, возможно, она доверяла мне как раз потому, что я не лез в ее дела.

В-третьих… И только в-третьих я подумал: «Может быть, еще не поздно?!» И тут же пришел в неописуемое волнение. Я попытался связаться с ней или хотя бы с ее Домом, но выяснил только, что абонент снят с регистрации. Я позвонил родителям, наткнулся на отца и с ходу выпалил:

— Лёлька не у вас?!

Он вздрогнул и посмотрел на меня так, словно я дал ему пощечину. Разговоры о ней между нами табуированы. Я не стал объяснять, что сейчас случай особый, и сразу же отключился. Не хватало еще, чтобы ее полезли предки искать. Или, еще хуже, чтобы отец сказал: «Я так и знал, что этим кончится. Все к тому и шло…».

Впрочем, я явно не с того начал. Я вернулся к Лёлькиному сообщению и выяснил, что запись сделана… Сегодня утром! Значит, вполне вероятно, что она еще жива. И, кстати, зачем ей понадобилось снимать себя с регистрации? Скрупулезная подготовка к суициду с приведением в порядок дел и раздачей долгов несвойственна подросткам.

— Есть еще одно сообщение, — вдруг сказал мой весьма дисциплинированный Дом, который без крайней необходимости никогда не заговорит первым. — Оно касается вашей сестры.

— Давай! — рявкнул я.

На стереоэкране возник парень лет восемнадцати, и я не сразу его узнал… Какукавка! Сто лет его не видел и не видел бы еще сто!

— Чуч, — сказал этот шпендель очкастый, — ваша Лёлька в эльфийки подалась. — И все. Отключился.

— В какие эльфийки?! — заорал я, чувствуя, что меня отпускает. Раз «подалась», значит, умирать не собирается. — В какие эльфийки?! — Впрочем, это я сам с собой разговариваю. — Дом! — рявкнул я, — обратный адрес читается?!

— Вполне, — сообщил Дом. — Соединить?