Комната была покрашена масляной краской — в прошлом ядовито-зеленых тонов, а ныне заметно поблекшей. Прежние цвета сохранились только там, где прежде к стене был прислонен — судя по силуэту — бюст великого вождя. Или какого-нибудь великого психиатра. Вообще комната напоминала бывшие красные уголки. К задней стене были отодвинуты скамьи. У передней был привинчен ножками к полу стол, который, наверное, в праздничные дни накрывался сукном и служил президиумом. Я невольно хмыкнул, пытаясь сообразить, каким ударным трудом должны отвечать санитары на призывы руководства улучшить наши безмерные достижения. Табуретки, вероятно, попали сюда относительно недавно и прикручены не были. Их было три: для гостя, для посетителя и для надсмотрщика. Впрочем, сообразил я, меня сюда привели из хорошего отношения: на первом этаже я проходил мимо комнат с открытыми дверями, где были проволочная сетка и охранники.
Надсмотрщица ввела мою суженую.
— Вы смотрите оба — без дураков. Я понимаю — ваше дело молодое, но чтоб без всяких. А то нам всем хуже будет. А уж вам точно. Я в уголок отсяду, мешать не буду.
Я с интересом уставился на вошедшую. По документам Марина Юрьевна Скальская была меня лет на десять старше, и я ожидал увидеть грузную, далеко не молодую тетку, неопрятную и опустившуюся от долгого сидения взаперти в этой дикой смеси тюрьмы и больницы, обрюзгшую и распухшую от казенного питания овсом, картошкой и свеклой. Засаленный халат и перекрученные съехавшие чулки с побежавшей строчкой. На самом же деле вошедшая женщина выглядела как моя сверстница, на ней был спортивный костюм, правда, не вызывающе в обтяжку, а слегка висел, но это уже скорее от больничного недоедания. Судя по фотографии в деле, психушка ей пошла даже на пользу. Щеки слегка втянуты, под глазами тени, но сами глаза горят ясным и умным блеском.
Макияжа нет, лицо достаточно хорошо и так: бледная от сидения взаперти кожа подчеркивает ресницы. Разница в нашем возрасте глаз не режет, чем мне не невеста?
Марина Юрьевна рассматривала меня также внимательно, как я ее. Из угла на нас пялилась заинтересованная надсмотрщица.
— Кто ты? Ты мне не жених. Я тебя не знаю.
Надсмотрщица в углу сочувственно закряхтела. Ход ее мыслей был понятен: психованная невеста забыла жениха. Наверное, это тоже вписывалось в какой-нибудь трогательный сериал.
— Марина Юрьевна, — громко и отчетливо заговорил я, поймал себя на том, что обращаюсь к ней, как к плохо слышащей, смутился и понизил голос, — вы можете звать меня Сережей. Я хочу с вами о многом поговорить.
— О чем, Сережа? Я тебя не знаю. Тебя нет в моей памяти. У меня не было жениха.
«Вот тебе и ненормальная, — подумал я. — Это еще посмотреть надо, кто из нас ненормальный. Не знаю, как я бы себя вел, если бы ко мне приперлась какая-нибудь женщина и стала заявлять, что она моя невеста. Хотя…» Воображение услужливо подсунуло мне Ирочку Ахапкину. Я тряхнул головой, отгоняя наваждение: у человека только что отца убили, а я тут со своими неприличными мыслями.
— Ладно, — я пошел на уступки, — не хотите во мне жениха признавать — не надо. Может, я к вам пришел как товарищ по охотничьему коллективу. Вот, гостинцы принес, угощайтесь, берите. — Я протянул пакет с апельсинами.
Марина Юрьевна не двинулась с места.
— Я помню тех, кто мне дал рекомендации. Вас там не стояло. — Последнюю фразу она произнесла чуть более резко, тут же слегка поправилась и продолжила прежним ровным голосом без всякого любопытства: — То есть я хотела сказать, что ты не был среди них. Верно?
— Верно, — согласился я, — это вполне нормальная разговорная идиома.
— Тогда кто же ты? Родственников у меня нет. Жениха у меня нет. Милиции и экспертам я все сказала. Ты не врач. Комиссии состоят из нескольких человек. В обществе охотников я тебя не видела. Зачем пришел?
Наша беседа потихоньку стала проходить в полголоса, ее мирные интонации успокоили надсмотрщицу, и я решил блефануть.
— А что, если я такой же, как ты. Только вступил в общество охотников позже тебя. И пришел сюда — сама угадай зачем.
Я сам занимался разными единоборствами, но никогда не думал, что человеческая реакция может быть такой быстрой. Сумасшедшая мгновенно оказалась рядом со мной.
— Ты не сможешь меня убить, — прошипела она. Так же мгновенно она успокоилась. — А вот я тебя могла бы. Я могла бы воткнуть тебе твою авторучку глубоко через глаз прежде, чем ты пикнешь. Впрочем, я и пальцем могла бы тебя убить. Просто не хочу надолго задерживаться здесь, я запланировала выйти через полгода. А ты обманываешь: ты не мог бы меня убить, у тебя не та реакция. Ты жалкий абориген.
Я почему-то обиделся.
— Ага, — сказал я, — тоже мне супервумен. А сама-то из трех мужиков двух только подранила, а потом дала им себя скрутить.
К моему изумлению, Скальская смутилась и даже покраснела.
— Ну, во-первых, я еще не освоилась с реакцией тела, — залепетала она, — а кроме того, они себя неправильно повели.
— То есть как это — неправильно?