У егерского дома Ян быстро разжёг очаг, и Мария пекла на углях требуху, а Ян наладил коптильню. За заботами быстро стемнело. При свете костра они ели горячую, истекающую соком печень, и Мария внезапно захохотала.
– Как, зачем ты смеёшься?
– Почему. Хозяйка охотилась на тебя, хотела съесть, а теперь её едим мы!
Яну стало неуютно, ведь без этой девушки он был бы уже мёртв, съеденный настоящим русским медведем. Но не подал вида, и тоже засмеялся, а потом погладил кошачьи шкурки, висевшие на её поясе:
– Хочешь видеть настоящий тигровый шкура?
Взял Марию за руку и увёл в дом.
Мария сидела на берегу ручья. За её спиной стоял ветхий домик, а в нём спал сильный мужчина. Как хотелось родить ему пять, а лучше десять сыновей! Разделить с другими женщинами, но знать, что он всегда вернётся к ней и детям!
Зачем он сохранил эту карточку с надписью на чужом языке? Зачем она прочитала её и поняла? Ян изменился, но это он – Джон Карсон. Казнить убийцу рода человеческого – её долг?
Карточка вспыхнула легко и сгорела быстро. Нож так удобно лежит в руке… Её долг.
Потом пришёл Ян и молча сел рядом.
Закоренелый
Юлия Зонис
4 ноября 1977 г
Семенов не хотел быть рыбой. Юлия Зонис Не хотел и не хотел. Не то чтобы он имел что-то против рыб. В доводную-то эпоху, до приплыва Добрых Братьев по Жабрам, рыб Семенов любил. Особенно жирного леща, да под пивасик. Был такой вот пивасик, в больших граненых кружках. Стоишь себе у ларька, пену сдуваешь, тут же и лещик. Можно и водочки под это дело тяпнуть. Карпа Семенов не любил, что правда, то правда.
Карп – рыба костистая, коварная. Недоглядишь, так кость в нёбо так и вопьется. Карпа готовила жена Семенова. Запекала в духовке, набив всякой зеленью. Зелень Семенов не любил и карпа не любил, да и жену-то… Впрочем, с женой особый вопрос. Жену Добрые Братья по Жабрам увели в первые же месяцы, и булькнуть Семенов не успел. Тогда еще телевизор работал, и круглый день ролики крутили: вот, мол, сейчас вы ходите по земле, дышите грязным воздухом, скученные все, в городах сидите, природы не видите, кожа у вас в морщинах и угрях, голова лысеет, и дети больные родятся. А если пойдете к Добрым Братьям, так кожа вмиг разгладится, волосы заблестят, как шелковые, воздух сквозь жабры чистый пойдет, сплошная радость, и икра будет здоровая, прям как у лосося какого-нибудь.
Жену в последний раз Семенов видел года два назад. Обругала она супруга за несъеденного карпа, сковородками, по обыкновению, пошвырялась и прочь вышла, дверью хлопнула. А то, что сидело на скале и чесало золотую гриву, и пело зазывным голосом, и хвостом потряхивало – хвост крупный, в перламутровой чешуе навроде пуговиц, жена у Семенова и раньше в теле была – так то не жена. Наваждение одно. Вроде рекламных роликов от Добрых Братьев.
Сосед, Петрович, пока еще сам в воду не ушел, очень на эту новую жену заглядывался. Бывало, выйдет на бережок, где раньше причал был деревянный и пацаны рыбу удили – теперь-то ни-ни, ни причала, ни пацанов, а о рыбалке-то при Братьях и вовсе подумать негуманно – так вот, выйдет, присядет в камышах и на жену Семенова любуется. А та на скале сидит, вихры золотые чешет. Семенов-то не дурак был и понимал, что это все иллюзия и сплошной обман зрения, потому что откуда в их бывшем пруду скала? Пусть пруд сейчас и разросся до размеров Мирового Океана. И совсем бы всю землю покрыл, да затыка приключилась в Семенове. Ну и отчасти в Братьях. Братья – они гуманные, хотя и ни разу не гуманоиды. «Семенов, – говорят, то есть щелкают по своему эхолото-радару, – мы тебя насильно в воду не гоним. Живи на суше. Только глупый ты человек, Семенов. Посмотри: и жена твоя в воду ушла, вон у нее бока теперь какие и сиськи торчком стоят. И Петрович в воду ушел, хвостом бьет, с женой твоей крутит, молоки копит. И Москва в воду ушла. И Статуя Свободы. И даже Эльбрус и Казбек в воду ушли, Семенов, только ты, как дохлый карп, на берегу торчишь и жабрами щелкаешь».
Иллюстрация к рассказу Майя Курхули
Семенов был не очень ученый и не понимал, как это Эльбрус и Казбек в воду ушли, а село Одинцы Рязанской области – нет, но факт остается фактом. Потому что Братья. Они добрые. И разумные. И гуманные. И терраформируют. То есть акваформируют. Но зато чистота и свежий воздух в каждой паре жабр. И водичка голубая такая – спускаешься с крыльца по старой памяти, в огород чтобы выйти по малому делу, потому что до нужника бежать лень – и сразу в нее плюх! Это уже после ухода соседа, Петровича, вода к самому крыльцу подступила. Нужник тоже затопила и огород. Раньше бы жена орать начала – ах, картошка, ах, малина. А теперь ничего, сидит и кудри чешет. Потому что не жена, наваждение одно. Прелесть, как говорит батюшка Федор. То есть раньше говорил и народ мутил, на сходку в церковь созывал, а теперь ничего – смирно плавает, жабрами шевелит, булькает что-то. Только ему эхолото-радара не дали, не понять Семенову, что он там булькает, голым телом светясь сквозь водную толщу.