Фантастика и Детективы, 2014 № 10 (22)

Судя по количеству выпивших людей, высыпавших к вечеру из здания, корпорация праздновала удачную сделку. Вакджкункаг приготовился к битве; пирующий враг — большая удача. Он отложил сумку с часами, что отмеривали свободу племени, приоткрыл заплечный короб и облачился в щит. Два квадратных куска фанеры, скреплённых проволокой, превратили Перворожденного в паладина под стягом рекламы: он ощутил поддержку нового бога за плечом и проникся его сутью. Вскоре на Перворожденного обратил внимание патруль. Полицейский проверил у «эмигранта» документы, и здесь вождь виннебаго не подвёл: подделка сработала.

…Вакджкункаг узнал Боргевича, сопровождаемого охраной. Это был полнеющий смуглый мужчина в тёмных очках. Он излучал силу; он скользил. Ему сопутствовала бесовская удача, злобная непоколебимая уверенность — и всё это под прикрытием денежной пачки. Вакджкункаг и моргнуть не успел, как Джонни с эскортом нырнул в машину и укатил веселиться.

Перворожденный пошёл по следу.

Энди Митчелл встретил сына, лёжа в постели. Будущий вождь виннебаго прилетел из Китая, с международного форума, посвящённого исчезающим народностям. Они говорили о мелочах. Сын видел больного стареющего отца. Стив Митчелл спросил: «Пап, ты отдал часы в ремонт?». Старый коршун ответил птенцу: «Да, их скоро починят».

Во дворе тлели угли.

* * *

…как пляшет в сверкающих молниях феникс — дикая кровь виннебаго.

Джонни Боргевич дёрнулся вон из гостиной, но Вакджкункаг вцепился намертво. Его щит спереди рекламировал магазин железных дверей на Гувернер-стрит, сзади — аптеку на Пятой Гражданской.

— Я видел город, — сказал Перворожденный. — Я слышал биржу. Гость города твоего — я отравлен.

Он сорвал часы с запястья Боргевича. Тот отшатнулся, нелепо взмахнул руками, споткнулся о Каму.

— Зверь и шлюха, — показал Вакджкункаг, — в извечной борьбе, ведь оба ненасытны.

Его младший брат мог бы диктовать Каме до судного дня. Самая дорогая американская проститутка, в свою очередь, врубила шестую передачу и не собиралась сдаваться.

— Пепел цветочного лучника бьётся и в моём сердце, — индеец толкнул Джонни. — Идём на кухню, услужи гостю.

Акционер «ПайнерВудс» попытался прийти в себя. Его не запугать тренированной змеёй и индейским ниндзя. «Кольт» лежит в кармане пиджака в прихожей. Очень хочется жить.

Иллюстрация к рассказу Игоря darkseed Авильченко

— Я могу дать большой выкуп, — собрался он. — Мы же деловые люди…

— Да-да, — перебил Вакджкункаг, — мы оба связаны обязательствами. Ты — законами федерации, Висконсина, своей собственной компании. Я связан волей Громовой Птицы. Ты виляешь, дьявол, и вертишься. А я просто прошу: оставь землю виннебаго.

— Окей, надо сделать пару звонков, — Джонни встал, Вакджкункаг не пытался его остановить.

— Ты сумасшедший, — сказал Боргевич, возвращаясь и целясь в индейца. — Твою мать, это даже весело!

Он взял бутылку вина, сбил горлышко о край стола и плеснул по бокалам.

— Как ты сюда попал?! — он выпил залпом, не спуская глаз с Вакджкункага, и налил снова. — Зачем этот прикид? Ты киллер индейский?

Перворожденный сделал шаг к Джонни. Новый бог за его плечом одобрительно кивнул.

— Давай, дружище, — сказал Боргевич и выстрелил.

— Это же двери «Уоллен»! — постучал по фанере Вакджкункаг. — Закалённая сталь, а какие петли! Между прочим, купил бы ты их сегодня — получил бы бесплатную доставку. Но это не выход: всё равно я влез через балкон.

Вторая пуля срикошетила от рекламного щита и чуть не задела Джонни. Реклама неуязвима, она протянула, обвила щупальцами-эманациями и заточила Вакджкункага в прочнейший кокон связей.

— Бренд «Уоллен», — распалялся Перворожденный, — это Двери с большой буквы, символ надёжности и личного пространства, мембрана между грязным миром и домашним уютом.

Заклинание «Уоллен», то, что подзуживает и бросается в глаза миллионам, оберегло Вакджкункага полчищем потребителей. Бренд — как одно из имён бога, ему кланяются и на него молятся, это лучший доспех, который когда-либо был у Вакджкункага — что ему до пуль?

— Ты негостеприимен, — сказал Вакджкункаг и отнял оружие у ошеломлённого Джонни. — Теперь за мной ход.

Перворожденный снял с себя щит, пиджак, расстегнул рубашку и взял кухонный нож. В животе засело краеугольное новообразованне, та самая разница между прошлым и нынешним Мичиганом, медленный яд цивилизации: синтетика быта и человеческих отношений, которая убила верную стаю Громовой Птицы.

Вакджкункаг вырезал пупок. Сунул пальцы в рану и извлёк лишнее.

— А теперь, Джонни, открой рот и скажи: «А-а-а…».

Боргевич и так стоял с опущенной челюстью. Легенда виннебаго положил ему на язык мокрую мякоть — подарок цивилизации — и залил в глотку вино. Сорочка пропиталась красным.

— Теперь у тебя рак, Джонни. А что это значит? Что тебе осталось жить три часа, ровно до утра. Если ты, конечно, не исправишься…

Богатый ублюдок из Милуоки осунулся и побледнел. Он вдруг услышал, как оглушительно ходят его наручные часы.

— Теперь ты не Джонни Боргевич, — сказал Вакджкункаг, зашивая себе живот проволокой от рекламных щитов. — Отныне ты — Джонни Тик-Так.