Фантастика и Детективы, 2014 № 11 (23)

Евстигнеев, кряхтя, поднялся, побрёл в гальюн. Там скрутил из пипифакса жгуты и затолкал их в уши. Он давно мог бы заклеить все динамики акустическим скотчем, но клей плохо счищался, и следы могли заметить сменщики, что никак не входило в евстигнеевские жизненные планы. Сменщики наверняка бы слили Евстигнеева начальству — кляузничество в Артели поощрялось. А поскольку отказ от прослушивания гимна считался одним из самых жестких проколов, Евстигнееву могло светить увольнение с лишением всех страховых и пенсионных накоплений. Оно ему надо?

«Libertate» — глухо зашелестело где-то снаружи, побудка началась. Сопрано десятилетнего сына Председателя Совета Директоров уверенно продиралось через самодельные беруши и ввинчивалось в мозг. Евстигнеев подошел к стене и врубил смотровую панель. Ввёл доступ, выбрал «шлюзовой отсек»… и правильно сделал — шлюзовка мигала датчиками, сообщая о только что прибывших гостях. Черт! Евстигнеев выругался. Он не следил за графиком, полагаясь в мелочах на Софи. Но она либо забыла, либо не захотела предупредить, что вахта заканчивается, и на укладчик вот-вот прибудет смена. Стерва! Какая же она стерва!

«Чтоб ты сдохла!» — в сердцах прошипел Евстигнеев и тут же усмехнулся, вспомнив, как Софи вчера вечером билась в закрытую дверь его каюты, истошно вопя: «Чтоб ты сдох, психопат чокнутый!»

«Стерва…» — Евстигнеев натянул униформу прямо поверх пижамы и бегом бросился в лабу — именно там ему и полагалось сейчас находиться: точно перед вопящим динамиком, болтать в экстазе головой и ронять слёзы восторга и умиления. И выглядеть полным идиотом, как выглядит сейчас Софи, застывшая по стойке смирно на капитанском мостике, сменщики, зафиксированные ремнями внутри транспортной капсулы, и еще два миллиона девятьсот девяноста девять тысяч девятьсот девяноста шесть человек, работающих на Артель.

«Libertaaa…» — глухо надрывался будущий вице— или даже президент, пока Евстигнеев лихорадочно расставлял по лаборатории флажки, гербы и портреты членов Совета. Он успел нацепить на лацкан бейдж, поменять на дисплеях заставки и уже под заключительную ноту сообразил выдернуть из ушей туалетную бумагу и пихнуть ее в шредер. После чего уже спокойно запустил оборудование, в последний за эти полгода раз оставил «пальчики» под строкой «артельщик Евстигнеев» и стал ждать сменщика для церемонии передачи поста. С каким бы удовольствием он опустил эту часть регламента: «товарищ Такой-то вахту сдал — товарищ Сякой-то вахту принял», но работой своей Евстигнеев дорожил.

Спроси кто-нибудь, что хорошего он, когда-то подававший определенные надежды учёный и почти гений, находит в однообразных вахтах на древнем паутиноукладчике, чем его привлекает бесконечное сидение в крошечной, похожей на больничный бокс лаборатории, почему он изо дня в день выполняет тупые, механические действия, на которые способен даже самый низкоквалифицированный технарь — Евстигнеев не затруднился бы ответить.

Вероятно, он бы вспомнил, как пять с лишним лет назад мыкался голодный, безработный и злой, и должность техника в экипаже из двух человек тогда оказалась спасительной. Вероятно, он бы перебрал еще ряд аргументов, в числе которых счастливая возможность целых полгода находиться вдали от человечества, которое Евстигнеев, мягко говоря, недолюбливал. Может быть, и даже наверняка, Евстигнеев сообщил бы о глубоких чувствах к жене, а также рассказал бы о величии Артели, о единстве, братстве, жертвенности и прочем, благо для этого достаточно вспомнить любую статью из корпоративного еженедельника и изложить её в свободной форме. Но всё это оказалось бы ложью. На самом деле Евстигнеев был влюблён.

Влюблённость свою Евстигнеев скрывал даже от себя самого. Но Софи — второй член экипажа, его командир, пилот-навигатор, а также евстигнеевская законная супруга — заявляла со свойственной ей бесцеремонностью: «Ты псих, Евстигнеев. Думаешь, я не вижу, как ты к ней относишься?» Евстигнеев злился. Бледнел и пытался скрыться от жены в лабе, а она тащилась за ним вслед и приговаривала: «Извращенец, псих… Чтоб ты сдох! Вот возьму и напишу докладную в Артель, пусть все знают, что ты из себя представляешь. Пусть знают, что ты даже бейджик не носишь, а только целыми днями сидишь в лабе или лазишь, как последний извращенец, в шлюз, в эту свою пряху».

Под «этой своей пряхой» имелась ввиду Арахна — встроенная в хвост корабля биосистема, которая, собственно, и выполняла основную производственную задачу — генерировать и выбрасывать в космос мононуклеарную транспортную нить. Безостановочно… Каждую долю каждой секунды. В течение десяти, ста, тысячи лет. Всё время, пока паутиноукладчик идёт по бесконечному маршруту, оставляя позади неосвоенные ещё звёздные системы, свободные пока планеты и невидимый невесомый след. След, по которому, привлеченные сжатым в короткий, короче старинного SOS, зовом «самки», устремятся «распалённые страстью самцы». Самцами считались транспортные биокапсулы, так называемые «пули». Самками — Арахны.