Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть вторая

На следующей фотографии Василевский узнал профиль священника, с которым разговаривал вечером.

— Он говорил, что «человек ТОЖЕ является телом», — Крашницкий положил конверт в ящик стола. — Так кто же вы такой? Или, иначе: чем вы являетесь?

Василевский только глупо пялился на него.

— Так сворачивается ли время в петлю? — настаивал офицер. — Можете ли вы связать нас с Богом?

Василевский вновь упустил стакан. Тот упал на напольное покрытие и вновь не разбился. Его изготовили из стекла превосходного качества.

— Я… Похоже, я сумасшедший.

Крашницкий едва заметно прикусил губу.

— Что же. Не стану я вас больше мучить. Но мы еще вернемся к этой беседе, — откинулся он на спинку стула. — Вас отвезти домой?

— Был бы весьма обязан.

* * *

Он сидел на сбитой постели и глядел в предрассветную серость за окном. Сейчас, в бледном сиянии приближающейся зари вся эта чушь казалась ему уже не такой реальной… Тем не менее, каждую беседу он помнил со всеми подробностями. Ему казалось, что имелись только две возможности. Либо Хиршбаум ошибался, и сам он был никаким не шизофреником, но классическим психом с галлюцинациями, не могущим отличить снов от реальности. Либо… Или те четверо были правы. Он жил уже много раз. Все время в одном и том же теле. Из предыдущих воплощений он абсолютно ничего не помнил. Если не считать пары туманных образов, теней, менее конкретных, чем остаточные изображения на сетчатке. Могли они быть правы? А если так, тогда ради чего он жил? Почему ничего не помнил?

Стоп. Он должен решить одну проблему. Либо он и вправду самый обычный псих, и все это ему только снилось. Либо… Либо те правы. Он усмехнулся. Четверо серьезных мужчин. Могли ли они ошибаться? Нет. Если это не банальная галлюцинация, то они ошибаться не могли. Они обязаны быть правыми. А раз так… Тогда данный факт вызывал некие значительные последствия.

Василевский поглядел в окно. Как раз при появлении первых лучей восходящего солнца. Он усмехнулся. Но ведь это так легко проверить.

Он поднял телефонную трубку и набрал домашний номер своей секретарши. Та ответила где-то через минуту.

— Даааааа?

— Прошу прощения за эту побудку.

— Ой, шеф… вечно, — зевнула та, — в такое странное время…

— В ящике моего письменного стола найдешь конверт. Завтра достанешь его, вскроешь и выполнишь все то, что я там написал.

— Какой еще конверт? — новый зевок. — Что в нем?

— Номера счетов, коды доступа, полномочия и тому подобные дела. Сделаешь все то, что написано на первом листке. Я приготовил на всякий случай.

— Шеф куда-то выезжает?

— Да. Зарезервируй мне пять билетов на авиарейс до Щецина. На последний сегодняшний рейс. И позвони пану Мержве, чтобы он приехал в аэропорт вместе с остальными. Я им объясню некоторые вещи, на старом военном полигоне под Щецином.

— Вай… А он будет знать, в чем дело?

Василевский отложил трубку. И через мгновение заснул. Впервые со свободной от забот головой.

Альфа медленно двигалась по Стржегомской в веренице автомобилей. Потом, после поворота на Граничную, она, наконец, смогла показать, что может. Прямая улица, ведущая к аэропорту, позволила проскочить себя молниеносно, сворачивая на Скаржиньского, на спидометре Василевский имел более двухсот километров в час. Он оставил машину на стоянке, ведомый каким-то импульсом, легонько похлопал теплый капот, затем направился в сторону терминала. Три офицера: Мержва, Вашков и Крашницкий, вместе с ксёндзом ожидали у главного входа. Издали было видно, что друг с другом они не разговаривали. Только когда подошел поближе, Мержва что-то шепнул Вашкову.

— И чему мы обязаны столь необычной встрече? — начал Крашницкий без приветствий.

— Мне бы хотелось все вам объяснить.

— Здесь? В аэропорту?

Василевский отрицательно покачал головой. Ничего не объясняя, он раздал всем билеты на рейс до Щецина. Василевский надеялся, что Мержва передал всем хотя бы то, что услышал от секретарши. Он четко воспринимал трения между представителями различных служб. Но никто ничего не говорил.

Они с трудом прошли металлоискатель, поскольку у троих при себе было огнестрельное оружие. Только Василевский со священником прошли сразу — остальных долго проверяли по документам и через компьютеры. После того они уже могли сесть в пустынном, ярко освещенном зале с громадными окнами, за которыми царила полнейшая тьма. Все уселись в мягких креслах рядом друг с другом, но не слишком близко. Тишина невыносимо затягивалась. Просто непонятно, зачем так долго необходимо ждать самолет, раз уж всех после проверки билетов и багажа собрали в помещении, где нельзя курить и где нечем заняться. Сидели. Каждый размышлял о своем. Перед глазами Василевского вновь появилась Рита Лауш с фотографии, которую ему показали на полигоне. Господи… Могли быть правы эти четверо? Но, если так…

В зал ожидания вошла стюардесса. Скорее всего, она кого-то разыскивала и, скорее всего, не нашла. Вышла злая, как оса, бурча под нос ругань в адрес того, кто составлял график дежурств. Но это событие вызвало легкое оживление среди засыпающих и отупевших от позднего времени пассажиров.