Впрочем, меня и самого немного испугали выводы, являющиеся результатами моего обновлённого поведения…
– Нет.
– Нет?!
«Дедушка не хочет вести себя по-человечески», – я расстраивался все больше и больше. А может, и нет…
Возможно, я только и ждал от него противодействия, чтобы потом иметь вполне оправданную мотивацию для зарождения медленно закипающей внутри меня агрессии и её неизбежного последующего прорыва из моего внутреннего мира в мир наружный.
– Хватит!
«Что ещё за черт?» – мелькнуло в моей голове.
В моем мире появился некий новый персонаж. И он возымел наглость приказывать мне, что делать.
«Неожиданно».
– Я сказал: хватит!
О, наглец стоял за моей спиной. И он явно не собирался забирать свои слова обратно.
«Хорошо…».
Мне пришлось медленно и осторожно отпустить дедушку. А потом также медленно и осторожно развернуться.
– Геннадий Чайкенфегель?
– Да…
– Меня зовут профессор Ахолай Лес.
– Замечательно…
Я окинул скрупулезным взором то самое заведение, в которое меня забросила жизнь, и попытался хоть чуточку разобраться, как же на самом деле обстоят мои дела.
“Жизнь прекрасна», – мысленно произнес я.
Прежде, сидя спиной ко всему остальному миру, я был слишком сильно сосредоточен на своём новом начальнике Бриде Нитшезе, на странном чудаковатом дедушке с неизвестным мне именем и на каких-то узконаправленных проблемах, которые были мало кому интересны. Конечно, внезапно появился некий профессор.
Однако все это было не то. Просто очередная тень на плетень и не более. Впрочем, плюс от его появления все же был.
Я наконец-то развернулся лицом к людям, к большому и разнообразному миру, в котором всегда было и есть что-то непознанное, новое и необычное…
– Дамы и господа, сейчас перед вами выступит всеми обожаемая и лучезарная…
Не понимаю почему, но только в этот момент я обнаружил существование в дальнем углу ресторана маленькой эллипсоидной сцены с обивкой из синего бархата. На одном краю этой маленькой сцены стоял рояль, выкрашенный в зелёный неестественный цвет, а на другом пока что присутствовала только пустота.
– Встречайте!..
К залу обращался лысоватый толстячок небольшого роста, одетый в ярко-голубой фрак. Специально для этого объявления он встал из-за занимаемого им столика, расположенного у подножия сцены, вытащил из-за пазухи большой красный микрофон, поправил свободной ладонью остатки волос и начал распевать хвалебные дифирамбы о ком-то, кто вот-вот должен был объявиться на сцене.
– Несравненная Марика!
Свет на сцене резко погас, а потом широкий луч темно-оранжевого света стал медленно перемещаться от конферансье к сцене, на которой пока ещё никто не показался. Тут же и так неяркое освещение в самом ресторане стало тускнеть. Сначала медленно, в такт движению луча темно-оранжевого цвета, а потом все быстрее и быстрее, пока не стало совсем темно. В этой темноте я, прежде не успевший разобраться в чертах внешности неожиданно нарисовавшегося профессора «кислых щей», теперь уже не имел возможности исправиться. Теперь человек, назвавшийся именем Ахолай Лес, воспринимался моим зрением как темный силуэт, загораживающий мне обзор сцены.
«Встал не в тему…».
Мне инстинктивно захотелось подобраться поближе к сцене. Но я не хотел вновь сбегать с деловой встречи. Хотелось выстоять этот бой до конца. Хотя, наверное, зря. Ведь если бы в тот самый миг я захотел бы обернуться и увидеть двух своих чопорных собеседников, то потерпел бы неудачу. Скорее всего, мой взгляд не смог бы вырвать их из плена искусственной ночи. Да, это была всего лишь догадка. Но не пустая. Данное предположение легко отстроить на том обстоятельстве, что чем дальше от сцены расположены разноцветные пятиугольные столики, тем менее различимы занимающие их посетители ресторана.
– Ла-ла-та-ла…
Музыка начала играть переливающимся минорным мотивом. Я решил было, что под покровом темноты на сцене появился музыкант и в состоянии инкогнито начал доносить до зрителей свой репертуар. Но немного погодя луч темно-оранжевого света скользнул по роялю и те кто, смотрел на сцену, зрительно обнаружили самопроизвольно двигающиеся клавиши, а стула и вовсе не было.
– Лей-ла-лей-ла…
Музыка продолжала играть. А следующее движение луча света вырвало из темноты элегантную женскую ножку с тонким серебреным браслетом в виде цепочки. Мгновением раньше, мгновением позже элегантная женская ступня то поднимала пяточку, то опускала. Было ясно, что такие движения следовали мотиву музыкального произведения, которое автономно проигрывал рояль.
– Тцкх… Тцкх…
Сначала я решил, будто мне мерещится. Однако слух рефлекторно напрягся, и я стал в большей мере улавливать едва различимые звуки:
– Тцкх… Тцкх…
И вскоре я понял, что источник этих звуков – свисающие с серебреного браслета брелочки в виде неразличимых с большого расстояния фигурок. Они доставляли к мелодии еле различимый перкуссионный шум. Они были изюминкой в большом потоке звуков.
– Лей-ла-ла-лей…
– Тцкх… Тцкх…
Я с замиранием сердца ждал продолжения. Я надеялся на продолжение. Я предвкушал продолжение…
– Явись же…, – произнес я.