Мне никто не ответил. Некоторые сделали по глотку из бокала или из чашки. Ну а ответ сам как некое высочайшее прозрение возник в моей голове:
«Ничего удивительно. Я вполне доступен для их ненависти, а прекрасная женщина, мило играющая на саксофоне… Их любовь не способна до неё дотянуться, даже если они все-таки отыщут её в своём сердце».
– Твари! – прокричат я напоследок.
Почему напоследок? Потому что терпение уже не хватало. Душа рвалась наружу. Она мечтала вырваться из тухнущего высшего общества, в котором я прежде очень хотел очутиться.
«Или я уже пытался из него сбежать?»
– Бам!!!
Это я со всей силы шарахнул по стоящему передо мной стулу. Стул отлетел в сторону, нанёс некоторым персонажам слабенькие ушибы. Но главной цели он не достиг. Ахолай Лес все еще стоял на моем пути.
– Уйди с дороги! – сердито потребовал я, делая несколько шагов по направлению к сцене.
Профессор, которого я так и не удосужился рассмотреть (а в темноте было неудобно и поздно это делать) неуверенно отошёл в сторону.
– Хрен мордатый, – пробормотал я, почему-то ещё больше разозлившись.
Но в драку я не полез. Пошёл дальше.
– Хрен мордатый, – повторял я, шагая вперёд, злясь, но не оборачиваясь.
На обороты и повороты не было ни времени, ни желания. Милая обнаженная женщина с саксофоном влекла к себе, и ничего нельзя было с этим поделать. Невероятно сильно хотелось к ней поближе.
Хотелось сидеть или стоять рядом, подмигивать, смотреть в глаза, искать и ждать ответного взгляда. Хотелось услышать слова песни или ноты, обращённые именно ко мне, а не к какому-то безликому и мрачному зрительному залу. Казалось, мой мир внезапно сосредоточился только на одном объекте стремлений, желаний, созерцаний… Причём настолько сильно, что в какой-то момент реальность дала трещину, и её метафорический корабль ушел в выраженный крен.
«Ресторан?»
Я двигался… И пока это происходило, мне становилось все сложнее удерживать в памяти то обстоятельство, что предшествующие минуты я все-таки провёл в ресторане, а вовсе не на цирковой или спортивной арене.
– Ничего не могло поменяться…, – прошептал я.
Я был уверен, что прежде ресторан существовал исключительно в горизонтальной плоскости без каких-либо наклонов.
– Обычный ресторан!
И все же категоричность восприятия не позволяла мне согласиться с собственным утверждением.
– Он наклонился?
Да. Совершенно верно.
– И даже больше…
Я пришёл своими собственными ногами во вполне обычный ресторан разноцветных пятиугольных столиков. И в этом здравомыслие меня не подводило.
Однако огибая очередной столик на пути своего движения по направлению к эллипсоидной сцене с синим бархатом и пытаясь зафиксировать взгляд на расплывающихся лицах посетителей, что давным-давно утонули в окружающем полумраке, я неуклонно приходил к выводу, что на самом деле все вокруг совсем не то, чем оно кажется.
«Мир искривился? Мир скатывается вниз по наклонной?»
– Что происходит?
Я схватил первого попавшегося посетителя ресторана за рукав. Кажется, цвет его столика был желтым, но не уверен. Все еще было темно. Да и цвета тоже менялись. В них то и дело появлялось очень много прожилок синего, голубого, салатового…
И звуки…
В них появлялось слишком много скрипов. Словно кто-то специально раздражал меня, царапая ногтем по стеклу.
– Что происходит? – я повторил вопрос, обращённый к тому, кто сидел во всеобщем мраке и не понимал, зачем его тревожат.
Ведь ему было так удобно, так спокойно, так идеально… И в связи с этим данному человеку не хотелось, чтобы его беспокоили. Ему это было не нужно.
– Отстаньте!
Тот, чьё лицо было невозможно рассмотреть в темноте, не хотел со мной общаться. Он не хотел отвечать на мои вопросы. Он вырвал свой рукав из моей руки.
– Не нужно меня трогать.
– Ладно, ладно…
Я не стал спорить. Я пошёл дальше, обогнул ещё парочку пятиугольных столиков и понял, что ситуация очень стремительно ухудшается. Во всяком случае, в плоскости моего мировосприятия происходило именно так. Касательно прочих людей я не был уверен. Слишком спокойно все они себя чувствовали.
– Слишком подозрительно…
– Шагай! Шагай!
– Не мешайся.
– Не буду…
Я мог бы поспорить и проявить сопротивление желаниям большинства, но не видел в этом смысла. Звуки музыки и плавные движения прекрасного женского тела все сильнее манили меня к сцене, украшенной экстравагантностью синего бархату.
И песня, и мелодия, и общая грация… Все это витало в атмосфере глубокого артистизма.
Я не мог устоять перед таким чарующим великолепие. Оно было чересчур притягательным. Отказ был немыслим. А ещё я не мог позволить себе медлить, ведь присутствовал также очевидный риск, что некий злодей сумеет меня опередить.
И тогда…
«Все пропало!»
Я лениво усмехнулся.
– Я иду!..
Эту фразу я прошептал мгновением позже…
Потом сделал очередную порцию шагов в направлении сцены, скудно озаряемой широким лучом оранжевого света.
– Ла-ла-ла-ла-ла…
– Ту-бу-ту-бу-ту…
– Тцкх-тцкх-тцкх…
Теперь со сцены доносилась целая плеяда разноплановых музыкальных звуков.