Рыбакъ взглянулъ на пастора, виднью ничего не понимая, и нашелъ его неправымъ. Его покойная жена была такой заботливой, она первая напомнила бы ему, если бы могла, чтобы онъ захватилъ съ собою теленка. — Вдь дорога то одна, сказало бы это усопшее дитя человческое,
"Если господинъ пасторъ предъявляетъ такія требованія, то никогда не найдетъ порядочнаго помощника."
"Это ужъ мое дло," продолжалъ пасторъ, "во всякомъ случа ты освобождаешься отъ должности."
Левіанъ опустилъ голову и взглянулъ на свою фуражку. Право, эта обида напрасно стряслась надъ нимъ, сосди будутъ злорадствовать по этому случаю.
Пасторъ пришелъ въ негодованіе: "Господи Боже мой! неужто ты не можешь, наконецъ, заставить этого человка жениться на твоей сестр?!"
"Какъ вы можете, господинъ пасторъ, думать, что я не старался объ этомъ!" отвчалъ Левіанъ. "Да дло въ томъ, что она не совсмъ то уврена, который именно."
Пасторъ открылъ ротъ: "Который именно?.."
А когда онъ, наконецъ, понялъ, онъ всплеснулъ руками. Потомъ онъ еще разъ кивнулъ головой:
"Итакъ, я возьму себ другого помощника."
"А кого же именно?"
"Я не обязанъ сообщать теб объ этомъ, но это будетъ Енохъ."
Мужикъ задумался. Онъ зналъ Еноха, ему приходилось имть кое-какія дла съ этимъ человкомъ.
"Такъ это будетъ Енохъ!" — вотъ все, что онъ сказалъ на это, выходя.
Енохъ занялъ его мсто. Это была скрытная натура; онъ никогда не ходилъ, выпрямившись, а постоянно опускалъ голову на грудь, и основательно смотрлъ на вещи. Поговаривали, будто онъ не очень-то честный товарищъ на мор: много разъ ловили его на томъ, какъ онъ подставлялъ ножку другимъ. Но это наврно была только клевета и навты. Съ вншней стороны онъ, правда, не походилъ ни на графа, ни на барина, — платокъ на ушахъ безобразилъ его. Къ этому у него была скверная привычка, встртивъ кого-нибудь на дорог, прикладывать палецъ сначала къ одной ноздр, потомъ къ другой и при этомъ фыркать. Но Господь Богъ не обращаетъ вниманія на вншній обликъ человка, а у этого смиреннаго его служителя, конечно, было лишь похвальное желаніе немножко почиститься, прежде чмъ подходить къ людямъ. Когда онъ приходилъ куда-нибудь, то говорилъ: "Миръ вамъ!" а, уходя, провозглашалъ: "Миръ да будетъ съ вами!" Все, что онъ носилъ, было основательно обдумано. Даже большой ножъ, висвшій у пояса, носилъ онъ съ такимъ видомъ, какъ будто хотлъ сказать: а вдь, къ прискорбію, есть и такіе люди, у которыхъ нтъ даже пояса. Въ послдній жертвенный день Енохъ обратилъ на себя общее вниманіе крупнымъ приношеніемъ: онъ положилъ на алтарь банковый билетъ. Неужто онъ столько заработалъ за это время? Конечно, могло быть и такъ, что высшая сила присоединила свою лепту къ его шиллингамъ. У Мокка въ лавк онъ ничего не былъ долженъ, его сти висли безъ употребленія, а семья его была прилично одта. Дома онъ за всмъ слдилъ строго. У него былъ сынъ, истинный образецъ юноши хорошаго, кроткаго поведенія. Этотъ юноша плавалъ на рыбную ловлю въ Лофоденъ, такъ что имлъ полное право вернуться домой съ синимъ якоремъ на рук, однако, онъ этого не сдлалъ. Отецъ съ раннихъ лтъ научилъ его страху Божію и смиренію: благодать покоится надъ тмъ, кто ведетъ себя тихо и скромно, думалъ Енохъ.
Пока пасторъ размышлялъ такимъ образомъ, лежа въ постели, настало утро. Этотъ несносный телеграфистъ Роландсенъ совершенно разрушилъ его ночной покой, и въ шесть часовъ онъ, наконецъ, всталъ. Оказалось, что жена его тихонько одлась и уже вышла.
Поздне, въ то же утро, она пришла къ телеграфисту Роландсену и сказала: "Вамъ бы не слдовало пть у насъ по ночамъ".
"Я ужъ самъ вижу, что сдлалъ оплошность; я думалъ застать юмфру фонъ-Лоосъ, а ея и не было."
"Такъ вы пли для юмфру?"
"Да. Это была неудавшаяся маленькая утренняя серенада, вотъ и все."
"На этотъ разъ я спала въ этой комнат", сказала пасторша.
"А прежде, до вашего прізда тамъ помщалась юмфру."
Пасторша ничего больше не сказала, глаза ея стали безсмысленны и потускнли.
"Да, да, благодарю васъ," сказала она, уходя, "это такъ славно звучало, но вы не должны больше этого длать."
"Я общаю вамъ, что не буду. Если бы я зналъ… я бы, конечно, не осмлился…" Роландсенъ, казалось, готовъ былъ провалиться сквозь землю.
Вернувшись домой, пасторша сказала:
"Меня что-то сегодня ко сну клонитъ!"…
"Это не удивительно", отвчалъ пасторъ. — "Ты почти глазъ не сомкнула изъ-за этого крика сегодня ночью."
"Лучше всего будетъ отпустить юмфру", сказала жена.
"Юмфру?"
"Вдь онъ ея женихъ, ты знаешь. У насъ никогда не ночамъ не будетъ покоя."
"Я сегодня же напишу ему."
"Проще всего было бы отпустить юмфру."
Пасторъ подумалъ, что это вовсе не было бы проще всего, потому что эта перемна повлечетъ за собою только новые расходы. Кром того юмфру фонъ-Лоосъ была очень старательна; безъ нея не было бы никакого порядка. Онъ вспомнилъ, какъ было вначал, когда его жена хозяйничала сама; да, этого онъ никогда не забудетъ.
"А кого ты возьмешь вмсто нея?" спросилъ онъ.
Жена отвтила: "Я лучше сама стану выполнять ея работу."
Пасторъ горько засмялся и сказалъ: "Да, тогда-то работа ужъ будетъ выполнена."