Фантазер

"Берегись сопротивляться мн, когда на моей голов эта фуражка", сказалъ фохтъ.

Тогда Ульрихъ и товарищи его схватившись за бока расхохотались чуть не до дурноты. Въ дло вмшался отважный парень рыбакъ, онъ получилъ ударъ въ голову и его сильно поколотили. Ульрихъ говорилъ: "Теперь слдующій!"

"Подайте веревку", закричалъ фохтъ, увидавъ кровь. "Сбгайте кто-нибудь и принесите скоре веревокъ. Его надо арестовать".

"А сколько васъ?" кричалъ непобдимый Ульрихъ. И снова вс трое захохотали до коликъ.

Но вотъ пришелъ большой Роландсенъ; спускаясь внизъ по дорог, онъ шелъ спокойнымъ, увреннымъ шагомъ, и глаза у него были стеклянные. Онъ совершалъ свой обычный обходъ. Онъ поклонился фохту и занялъ твердую позицію.

"А! вотъ Роландсенъ!" воскликнулъ Ульрихъ.

"Хотите видтъ Роландсена, дарни?"

Фохтъ сказалъ: "Онъ совсмъ озврлъ. Онъ одного ужь избилъ до крови. Но теперь мы его свяжемъ."

"Свяжемъ?"

Фохтъ кивнулъ: "Я не хочу больше этого видть."

"Это глупости", сказалъ Роландсенъ: "къ чему связывать? Вамъ только стоитъ позволить мн сказать ему словечко."

Ульрихъ подошелъ, обратился къ Роландсену съ фамильярнымъ привтствіемъ и затмъ нанесъ ему ударъ. Онъ, правда, почувствовавъ, что наткнулся на нчто крпкое и массивное, немного отодвинулся, но все таки продолжалъ кричать: "Здравствуй, телеграфистъ Роландсенъ! Я называю тебя твоимъ полнымъ именемъ и званіемъ, чтобы ты зналъ, кто ты таковъ". На этомъ дло пока и остановилось. Роландсену уже не хотлось пропустить случая подраться и онъ сталъ жалть, что такъ не кстати промедлилъ и не нанесъ перваго удара самъ. Онъ долженъ былъ отвтить своему противнику, чтобы не дать борьб на этомъ прекратиться. Они переругивались и хвастались оба, словно по нотамъ, какъ это длаютъ между собою пьяные, когда одинъ говоритъ: "Ну-ка, подойди, я-те такъ садану, что…" а другой отвчаетъ: "Да ужъ коли ты сунешься, такъ такую сдачу получишь…" Окружающіе ихъ находили, что съ обихъ сторонъ недурно сказано. Пока фохтъ смотрлъ, какъ гнвъ и недовольство все сильне и сильне разбирали телеграфиста, тотъ смялся въ промежуткахъ своихъ хвастливыхъ рчей.

Вдругъ Ульрихъ ущипнулъ его за носъ, и лишь тогда Роландсенъ вышелъ изъ себя. Вытянувъ руку впередъ, онъ схватилъ врага за куртку. Но это былъ промахъ: разорвавъ ее, онъ выпустилъ Ульриха; разв можно было удержать его за куртку? Онъ сдлалъ нсколько прыжковъ вслдъ врагу, скрежеща и обнажая зубы. Тутъ, наконецъ, и вышло кое-что изъ всего этого.

Когда Ульрихъ попробовалъ нанести ему ударъ по затылку, Роландсенъ сразу узналъ спеціальность своего противника. Но Роландсенъ въ свою очередь былъ мастеромъ и спеціалистомъ въ размашистомъ, тяжеломъ плоскомъ удар всей ладонью по челюсти; ударъ сворачивалъ челюсть на сторону. Послдствіемъ такого удара являлось страшное головокруженіе, такъ что и нельзя было устоять на ногахъ. Ничего не сломаешь при этомъ, и крови нтъ, разв немного въ носу и во рту. Посл такого удара, нкоторое время человкъ не въ состояніи двинуться съ мста.

Вотъ такой ударъ вдругъ и поразилъ Ульриха, онъ покатился къ самому краю дороги. Ноги ослабли, подкосились подъ нимъ, какъ у мертвеца, и головокруженіе оглушило его. Роландсенъ же, хорошо усвоившій языкъ этихъ забіякъ, крикнулъ: "Ну, теперь слдующій!" Онъ длалъ видъ, что ему страшно весело, словно ничего не зная о томъ, что и его рубашка разорвана у ворота.

Но "слдующими" явились товарищи Ульриха, которые оба теперь присмирли, смутились и уже не держались за бока отъ хохота.

"Ахъ, вы, — дтки!" крикнулъ имъ Роландсенъ. "Я могу раздавить васъ, такъ что только мокренько будетъ."

Фохту удалось вразумить этихъ двухъ чужаковъ, поднять своего товарища и стащить его на бортъ, на нейтральную почву. Роландсену онъ сказалъ: "А васъ я долженъ поблагодарить".

Но когда Роландсенъ увидалъ, что трое чужаковъ вопреки его желанію удаляются внизъ по дорог, то онъ до послдней минуты не переставалъ кричать имъ: "Приходите-ка опять завтра вечеромъ. Разбейте только стекло на станціи въ окн, я ужъ буду знать, что съ вами длать. Прощалыги!"

Какъ всегда, онъ придалъ этому слишкомъ много важности, и, не переставая, болталъ и хвастался. Зрители мало-по-малу стали расходиться по своимъ дламъ. Въ это время вдругъ подходитъ къ Роландсену дама, глядя на него блестящими глазами, и протягиваетъ ему руку. Это была пасторша. Она тоже стояла здсь и видла всю эту сцену.

"Какъ это было хорошо!" сказала она: "Ульрихъ не забудетъ этого."

Она замтила, что рубашка его разорвана. Солнце выжгло у него на ше коричневый обручъ, но подъ нимъ видно было голое блое тло.

Роландсенъ собралъ на груди рубашку и поздоровался. Ему было пріятно, что жена пастора на глазахъ у всхъ такъ внимательна къ нему; укротитель буяновъ теперь могъ пожать и плоды своего торжества. Въ благодарность онъ ршилъ, что нелишне будетъ немного обласкать словами этого ребенка. Кром того, какая она бдная женщина! башмаки, надтые на ней, долго не прослужатъ, и вообще, кажется, не очень-то о ней заботятся.

"Не злоупотребляйте такими глазами", сказалъ онъ.

Это навело краску на ея щеки.