Фантазер

Роландсенъ опять пошелъ внизъ къ квартир кистера. Ольга сидла снаружи у дверей. Но теперь сельдь стояла въ цн, восемь оръ за тонну, времена были хорошія, и въ общину притекли добрыя денежки. Ольга, должно быть, отлично это знала. Или что нибудь другое запало ей въ голову? Но разв Роландсенъ былъ изъ тхъ людей, которыми можно пренебрегать? Она вскользь посмотрла на него и снова принялась за свое плетенье.

Роландсенъ сказалъ: "Какой у васъ видъ! Ваши взгляды — стрлы, они ранятъ меня".

"Я васъ не понимаю", возразила Ольга.

"Такъ. Или вы думаете, что самъ-то я себя лучше понимаю? Вотъ я стою передъ вами и этимъ нсколько облегчаю вамъ задачу вскружить мн голову".

"Тогда вамъ ужъ лучше бы не стоять здсь", сказала Ольга.

"Сегодня ночью я подслушалъ кое-какія слова въ своей душ, но они остались недосказанными. И вотъ не долго думая, я ршилъ принести сюда разгадку ихъ значенія. Если вы согласны, вы можете помочь мн въ этомъ".

"Я? Что я могу тутъ сдлать?"

"Такъ, такъ", сказалъ Роландсенъ. "Вы не ласковы сегодня, вы постоянно прячетесь въ свою раковину. И все-таки волосы ваши скоро откажутся держаться на вашей голов, такъ они пышны".

Ольга смолчала.

"Слыхали вы, что у органиста Борре есть дочь, на которой я могъ бы жениться?"

Тутъ Ольга разразилась хохотомъ и взглянула на него.

"Нтъ, вамъ бы, право, не слдовало смяться. Я отъ этого только еще больше съ ума схожу по васъ".

"Вы сумасшедшій!" тихо замтила Ольга и лицо ея вспыхнуло.

"Я даже думаю: очень можетъ быть, что она нарочно смется, чтобы еще больше вскружить мн голову. Вдь прежде чмъ убить гуся или утку, имъ вкалываютъ въ голову маленькую булавочку, чтобы они распухли и стали вкусне!"

Ольга быстро возразила: "Нтъ, я совсмъ не такая, не думайте такъ обо мн!" Она встала и хотла итти домой.

"Если вы войдете въ домъ, я тоже пойду за вами и спрошу вашего отца, прочиталъ ли онъ мои книги", сказалъ Роландсенъ.

"Отца нтъ дома".

"Такъ. Я, собственно, не хочу итти къ вамъ. Но какъ вы жестоки и неприступны сегодня, Ольга! Мн не удается вытянуть изъ васъ ни одного дружелюбнаго слова. Я для васъ — ничто; вы уничтожаете меня".

Ольга снова разсмялись.

"Итакъ, у Boppe есть дочь", сказалъ Роландсенъ, "ее зовутъ Перниллой. Я ужъ походилъ кругомъ да около и освдомился. Ея отецъ — раздуватель мховъ въ церкви".

"Да что у васъ: на каждомъ пальц по возлюбленной, что-ли?" простодушно спросила Ольга.

"Мою невсту зовутъ Маріей фонъ-Лоосъ", отвчалъ онъ. Но мы поршили, что все должно быть кончено между нами. Можете ее спросить. Она врно теперь скоро удетъ".

"Да, мама, я иду", крикнула Ольга, обращаясь къ окну.

"Ваша мать не звала васъ, она только взглянула въ окно.

"Да, но я знаю, что я ей нужна".

"Ага! Ну, такъ теперь я пойду. Видите ли, Ольга, бы также отлично знаете, что вы и мн нужны, однако, не говорите мн: да, я иду".

Она открыла дверь. Теперь она наврно думаетъ, что онъ, Роландсенъ, уже не высшее сравнительно съ нею существо, а это надо было снова поправить. Пристало ли ему терпть такой грубый отказъ? И онъ началъ говорить о смерти, высказывая довольно странныя мысли. Что означало для него теперь: смерть! Смерть вовсе ужъ не такъ противна ему. А вотъ похороны, т хотлось бы ему обставить по своему. Онъ самъ отлилъ бы колоколъ для погребальнаго звона, и языкомъ этого колокола былъ бы бычачій хребетъ — вотъ какъ онъ былъ бы глупъ. А пасторъ долженъ былъ бы произнести самую короткую рчь въ мір, онъ просто поставилъ бы ногу на его могилу и сказалъ бы: признаю тебя умершимъ и сгнившимъ отнын и во вки!

Но Ольга замтно скучала и ужъ не робла. На воротничк красовалась у нея сегодня красная лента, придавая ей видъ настоящей дамы; никто уже не могъ бы разглядть и обычной булавки на ея груди.

"Я еще основательне возстановлю свою репутацію", подумалъ Роландсенъ. "А я думалъ, изъ этого что-нибудь выйдетъ. Моя прежняя невста, что въ приход, помтила начальными буквами массу моихъ вещей, такъ что все мое имущество помчено теперь какъ будто Ольгой Роландсенъ. Это показалось мн небеснымъ знаменіемъ. Однако теперь я прошу прощенья и возблагодарю себя за сегодняшній день". Сказавъ это, Роландсенъ приподнялъ шляпу и ушелъ. Вотъ какъ хорошо онъ кончилъ этотъ разговоръ. Однако, будетъ странно, если она по этому случаю немного не помечтаетъ о немъ.

Что же это такое? Даже дочь кистера отвергла его. Прекрасно! Но разв не всякому ясно, что все это — только кривлянье. Зачмъ же иначе она сидла у двери, когда видла, что онъ подходить? И зачмъ она украсила себя этимъ шелковымъ бантомъ, словно благородная дама?