Фантазеры

Улица Воровского — ось Юркиной жизни. По одну сторону — родной дом, по другую — переулки, ведущие в школу. На одной стороне просохший асфальт расчерчен белыми, синими, красными квадратами, и по ним прыгают легконогие девчонки. По другой стороне гуляет легендарный генерал Ока Городовиков. Он невысок, кривоног, черными щетками торчат в разные стороны усы. Милиционеры у посольств отдают ему честь.

Юра идет к площади Восстания, щурит глаза от солнца и неожиданно слышит: «Доватор!» Оглядывается. Перед ним широкоплечий Николай Картонов собственной персоной.

— Гуляешь?

— Ага. Скажи, Коля, идти мне на музыку или нет? Домашнее у меня…

— Не мучайся и не ходи. В Театре киноактера спектакль мировой: «Черемыш — брат героя».

— А билеты?

— Зачем? У тебя папка нотная и сам весь отглаженный, так пропустят.

У входа в театр толпа. Людской водоворот выносит Юру прямо к контролеру.

— Билеты? — спрашивает полная женщина.

— Сзади, — отвечает Юрий. И в следующее мгновенье слышит опять: «Билеты». И знакомый голос произносит: «Впереди».

Потом они вдвоем сидят в первом ряду партера — там всегда остаются пустые, забронированные для кого-то места. Поднимается занавес, и Юрий забывает о контролерах, о пропущенном уроке и даже о Пушке.

Черемыш хороший парень: и храбр, и на коньках бегает как надо. И вполне понятно, почему он придумал себе такого знаменитого брата — одиноко человеку было. Когда родители долго задерживаются на работе, Юрке тоже бывает одиноко. А когда все дома, все в порядке, а иногда мешают даже. Странно все это…

Домой шли медленно. Картонов гнал ногой обломок сосульки и рассуждал:

— Парень, можно сказать, жизнью рисковал. Вот и взял бы его этот летчик по-настоящему в братья. Все за честность борются, а понять человеческую душу не могут.

Юрий вздыхает, он согласен с Картоновым.

«Вот из окна виден Дом полярника. Во дворе ходят слухи, что там живет сам Кренкель, знаменитый полярный летчик Шевелев, исследователь Арктики Ушаков и много других героических людей. Взяли бы они себе по десятку братьев из соседних дворов. Почему родители вовремя не подумали, что необходим человеку старший брат? — Юрка вздохнул, изо всей силы ударил толстенную сосульку, скривился и запрыгал на одной ноге: — Вот жизнь — нет знаменитого брата, и палец отшиб ни за что ни про что».

2

Юрка проснулся рано. Три пионерских галстука висели на спинке стула. Самый красивый — шелковый, это подарили на маминой работе. Сегодня принимают в пионеры.

Вскочил, распахнул окно, взял бинокль: на Спасской башне блеснули стрелки циферблата.

Странно устроена жизнь: время то тянется, как резина, то летит истребителем. От первого звонка до торжественной линейки оно тянулось, а потом до проходного церковного двора так и летело.

— По чьему двору ходишь?! Или жизнь не ценишь?

Юрий остановился. Медленно, чтобы не помять, снял пионерский галстук и сказал мрачно:

— Давай, Глобус, один на один или до лопаток, или до первой крови.

Глобус ухмыльнулся, он любил повозить противника по асфальту. А на кулачки с ним не рисковали — каждый кулак у Глобуса был с глобус. Поэтому те, кто нарушал суверенитет проходного двора, предпочитали с Глобусом не связываться, а получать взбучку от его подручных.

Коля Картонов взял у Юрия ранец и галстук и хмуро шепнул:

— Зря, Доватор. Вдвоем мы против них неплохо бы постояли, а так Глобус тебе натрет затылок.

За спиной Глобуса полукруг ребят, за Юркиной спиной только Картонов. Но это неважно — драка один на один, условия соблюдаются свято.

— Начали, — сказал Сеня Сивый, левая рука Глобуса, и подбросил кверху грязный носовой платок.

Глобус лениво потянулся, подвигал руками. Юрка знал — Глобус давит на психику. Юрий тоже повел плечами, помассировал чуть наметившиеся бицепсы. Глобус посмотрел недоуменно. Юрий ответил пренебрежительным взглядом. Глобус прыгнул, но Юра, свернувшись калачиком, кинулся под ноги Глобуса. Глобус рыбкой полетел вперед и, ошарашенный, сел на землю. Доватор вскочил мгновенно, опрокинул Глобуса на лопатки.

— Готов! — крикнул Картонов.

Сеня Сивый махнул платком, утверждая Юркину победу, и величественно разрешил: «Идите».

Юра неторопливо завязал галстук, взял ранец, и они медленно двинулись к воротам, спиной чувствуя тяжелый взгляд Глобуса.

Вышли на улицу — навстречу Ока Иванович Городовиков. Не сговариваясь, отдали ему салют. Городовиков приложил руку к козырьку, потом потрогал кончик уса, ус согнулся и стал похож на кисточку, которой Юра рисовал заголовки для классной стенгазеты. Ока Иванович посмотрел на Юрин отглаженный галстук, на пыльную половину рубашки и улыбнулся. Юрию показалось, что он все понял.

Через час Юра с Николаем ходили вдоль серого здания Военторга и отдавали салют всем военным. А те, будто понимая, что у ребят необычный день, строго вскидывали руку к козырьку. Тут были пехотинцы и летчики, танкисты и артиллеристы и даже один моряк.

3

В Мячкове, в пионерском лагере Московского автозавода, над которым шефствовала кавдивизия, лагерная дружина давала концерт для кавалерийского эскадрона, разбившего свои палатки недалеко от лагеря.