Фантазеры

И тут центр третьего отряда рванул на прорыв, за ним метнулись левый и правый край. Они прошли сквозь вяло шевельнувшуюся защиту. В воротах застыл Генка Ватагин, вратарь милостью божьей. Левый крайний с ходу ударил по воротам. Мяч пролетел у плеча Ватагина, а он даже не поднял руки.

— Гол! — выкрикнул центр нападения.

— Победа будет за нами! — яростно выдохнул правый край.

Мяч, отскочив от сетки, запрыгал в воротах, словно рыба в неводе. Юрка окончательно понял, что началась война.

В Мячкове щели копали вручную, землю не вывозили и днем маскировали еловыми ветками. Казалось, у корпусов растут длинные братские могилы.

Зеленые сумки противогазов, перекинутые через плечо, носил весь лагерь. Ждали газовых атак, ждали учебных тревог.

В два часа ночи взвыли сирены. Полусонные ребята с одеялами на плечах потрусили к недостроенным щелям. Невдалеке ударили зенитки, ухнули взрывы фугасных бомб. Со свистом пошли к земле серии зажигалок. А зенитки все били и били из-за огромного горохового поля, которое принадлежало лагерю.

На той стороне поля гражданский аэродром, в лесу военный — тайна, которую свято хранил весь лагерь.

На дне щели лежали матрасы, сидеть было удобно. Но Юрка потерял противогаз и нервничал — заметят, попадет. А газов Юрка не боялся: в кармане лежал носовой платок. «Пописаю на платок и буду через него дышать. Неприятно, но терпеть можно. Говорили, страшнее всего иприт».

Вздрогнула земля, раздался грохот, и мелкие капли брызнули Юрке в лицо.

— Иприт, достаньте индивидуальные пакеты, — звонко сказала Елена Прекрасная.

— Обыкновенная вода, — сказал доктор, — пробило трубу водопровода. Кто не умылся перед отбоем, может это сделать сейчас.

Вода прибывала медленно. Елена подбирала ноги, и доктор называл ее княжной Таракановой.

После тревоги Юрка спал крепко. Подъем в лагере сыграли на час позже, отменили утреннюю линейку, и сразу после завтрака все пошли в лес искать зажигалки. Там уже окапывали небольшие пожары колхозники и работницы с ткацкой фабрики. Но зажигалок было так много, что работы хватало на всех.

Пробив кроны деревьев, они врезались в землю и, как правило, зарывшись мордой в грунт, гасли сами, но иногда от них начинали тлеть корни и мох. Тогда зажигалку вытаскивали за стабилизатор, забрасывали бомбу и тлеющую нору свежей землей.

В стороне от протоптанных тропинок, где дугой согнулась старая береза, росли две сосны, плотно прижавшись друг к другу. Недалеко от них огромный муравейник, сеть узких дорожек — настоящие муравьиные автострады. Юрка часто бывал здесь и, глядя на муравьев, думал про жизнь этого огромного города.

Сегодня, проскользнув под дугой старой березы, которая давно перепутала, где земля и где небо, Юрка замер — прямо в середину муравейника вошла зажигательная бомба. Муравейник тлел внутри, и муравьи сновали в разные стороны.

Небо было чистое, безоблачное. На нижнем высохшем суку толстой сосны висел Юркин потерянный противогаз.

Муравьи метались по муравейнику. Это был первый искалеченный войной дом, который увидел Юра.

5

Лагерь вернулся в Москву. Родной подъезд. Рядом большой деревянный ящик с желтым песком. На нем, как выгоревшая на солнце пожухлая трава, брезентовые рукавицы.

В комнате на всегда блестевшей поверхности буфета и пианино — пыль. В коридоре нет бабушкиного зонта. Институт тети Маши эвакуировали в Новосибирск, и бабушку уговорили уехать.

Вечером завыла сирена тревоги. Заголосил Пушок. Юра стоял у входа в бомбоубежище, готовый гасить зажигалки. Грохотали зенитки. И вдруг откуда-то, с самого верха, прорываясь сквозь этот грохот, донесся нарастающий свист.

Фугаска, заканчивая свою смертельную параболу, ударила в соседний пятиэтажный дом. Земля качнулась. Люди в бомбоубежище повалились друг на друга. Юра рванул мимо дежурного. По небу шарили прожекторы. С крыши Дома полярников била зенитная батарея.

В соседнем доме зиял проем чудовищной красной кирпичной арки. Три нижних этажа вырвало взрывом. Это было как театральная декорация — дом в разрезе. На третьем этаже на узенькой площадке прижалась спиной к стене женщина в белой ночной рубашке. Над ней раскачивался желтый обнаженный маятник огромных старинных часов.

Через несколько дней следующая бомба угодила в церковный двор, другая в бывшее немецкое консульство. Ходили слухи: немцы бомбят его специально, чтобы уничтожить секретные документы. Но дело было не только в этом. Улица Воровского была почти последним рубежом перед немецкими самолетами, рвавшимися к Кремлю.

На Доме полярников стояла зенитная батарея, с Никитского бульвара поднимались белые тела аэростатов заграждения.

Карта с красными флажками. Ее, как в дни Испании, повесил на стенку отец. Юрка все ждал и ждал: если не сегодня, то завтра флажки перейдут в наступление, и немцы стремительно покатятся назад, и там, в далеком Берлине, взметнется алый флаг пролетарской революции, и над миром прозвучит «Рот фронт!».