Фантазеры

— А во-вторых, тогда бы у меня все время появлялось желание проверить собственную силу. Учти, именно так все всегда и начинается.

— А сейчас ты уверена в своей неотразимости?

— Еще бы! Я с двенадцати лет в этом уверена. Только ты один не замечал.

— Да я…

— Не оправдывайся, не замечал. И может, совсем бы не заметил, если бы я не придумала, что сломалось кресло.

— Придумала?! Но ведь я видел, у него подгибались задние ножки.

— С той поры, как я себя помню, они всегда подгибались. Поэтому кресло стояло в углу и под ним лежали старые комплекты «Нивы».

— Знаешь, Анка, хорошо, что кресло всегда было сломано.

— Смешной!

— Я не смешной, я счастливый.

— Совсем?

— Совсем. — Кирилл помолчал. — Ты не обижайся, я, правда, совсем. — Кирилл кинул взгляд на хронометр. — Только жалко, что мама волнуется.

— Я не обижаюсь, я понимаю. Может, завидую… Моя мама… — Анка вздохнула, взяла Кирилла за левую руку и поднесла к лицу его запястье. — Как раз время давать SOS. Я бы сейчас дала такую радиограмму.

Анка подвинула к себе ключ и застучала медленно, как она всегда стучала специально для Кирилла: «Всем, всем, всем! Сообщите маме, Елене Анатольевне, адрес: Старо-Конюшенный, дом… — Кирилл прижался к Анкиному плечу, слушая знакомую дробь морзянки. — Телефон номер, — продолжал отстукивать ключ. — Передайте, у сына все, все в порядке, он счастлив. Целую. Анка».

Анка вздохнула и повторила то же самое своим обычным стремительным радиопочерком.

— Как ты думаешь, она бы поняла?

— Она и так поймет.

— Я ведь, правда, перед ней ни в чем не виновата?

— Правда, — подтвердил Кирилл. — Правда, — повторил он.

Теперь Анка положила голову ему на колени. Кирилл, перебирая ее волосы, глядел прямо перед собой.

Панель передатчика слабо мерцала, наверно, от света догорающей печки.

— Надо дров подбросить.

Кирилл обернулся: печь глянула черной пропастью.

Он вздрогнул, посмотрел на панель — панель продолжала мерцать. Медленно наискосок скользила тень по мерцающей панели, осторожно пряталась под потолком в темном углу и возвращалась обратно.

Кирилл представил себе, как там, над крышей, в ночном небе, проходят невидимые радиоволны, вспомнил, что от антенны минимум на пятьдесят процентов зависит качество и чистота приема и передачи. Порадовался, что у Анки такая хорошая антенна, которая дает возможность приема и остронаправленного посыла радиоволн в любом направлении. И вдруг сообразил.

— Анка, — почему-то прошептал Кирилл, — ведь передатчик включен.

— Не может быть. Я не включала передатчик.

— Может, мы забыли его выключить? Свет не горел, и мы забыли. Что теперь будет, Анка? — Кирилл вдруг почувствовал себя восьмиклассником, который первый раз в жизни едет в электричке без билета.

— Ничего… Ничего не будет, — раздумчиво произнесла Анка. — Я сейчас объясню ситуацию. — Анка потянулась к телеграфному ключу, и в это мгновение опять погас свет в поселке. Померкла панель.

Кирилл встал, отдернул тяжелую штору и посмотрел в окно. Верхушки сосен, и ни одного огонька. И далекие звезды, похожие на блестящие льдинки.

— Кажется, свет погас всерьез и надолго, — тревожно произнес Кирилл.

— Ну, всыпят мне за радиохулиганство, — спокойно сказала Анка и, спрыгнув с тахты, прижалась к его спине. — Думаю, поверят, что я нечаянно.

Анка стояла за его спиной, ласковая и спокойная, совсем спокойная. И тут Кирилл понял, почему тогда в электричке Анка не боялась контролеров и теперь тоже не боится никаких неприятностей, связанных с невольным радиохулиганством. Она своим абсолютным женским чутьем понимает, что в самом для нее главном, в их отношениях, все хорошо.

И, словно для того чтобы подтвердить эту мысль. Кирилл сказал:

— Все хорошо.

— Ага, — громко и радостно сказала Анка и потом добавила тихо: — А сейчас давай заведем будильник и поспим хоть пару часов до первой электрички.

— Давай, — согласился Кирилл.

Анка вытянулась, потом чуть заметным движением приладилась к Кириллу и, уже засыпая, пробормотала:

— А может быть, если бы твоя мама получила такую радиограмму, она стала бы хоть чуточку лучше ко мне относиться…

— Ты не думай об этом, Анка. Все будет хорошо. Совсем хорошо, — уверенно повторил Кирилл.

Анка улыбнулась неуверенно, но, уже окончательно засыпая, подумала с почти материнской гордостью, что Кирилл стал чуточку другим, и этот другой Кирилл сможет ее защитить. Анка радостно улыбнулась, еще успела удивиться, откуда это у него, и уж сквозь сон повторила доверчиво:

— Все будет хорошо.

А Кирилл лежал, глядя в потолок, и думал:

«У нас все будет хорошо, потому что я в Анке совершенно уверен, и она во мне тоже. И хотя вокруг ходит очень много ребят намного интереснее меня, они для Анки просто не существуют. Я не лучше других, но мне бешено повезло: Анка меня хорошо придумала, теперь мне только остается стать таким. У нас все будет хорошо, и Анке совсем не надо меняться, она и так лучше всех, во всяком случае для меня».