Фантазеры

Кирилл приподнялся, нежно, чуть касаясь, провел по шелковистым Анкиным волосам, опять лег на спину, раскинул руки в стороны и вспомнил вечер в ленинградской школе: девушку, похожую на Анку, с которой было так хорошо танцевать до тех пор, пока не заметил юношу, стоящего в углу около брусьев. «Я тогда сразу догадался, что они либо поссорились, либо еще не поняли друг друга. Взял ее за руку и отвел к нему. Как они обрадовались, рванули из зала, даже «спасибо» не сказали. А потом оказалось, что школьники решили бить артиллеристов. Сейчас смешно, а тогда было страшновато, когда я первым выскочил из школы. И надо же, навстречу тот парень. Постояли друг против друга, а все ждут, когда мы драться начнем. Только нам ясно, что делить нам нечего. А тут девчата выскочили — и на своих мальчишек. Так и не состоялось тогда «мамаево побоище». И все потому, что у меня есть Анка.

А потом была сессия, и на математике даже начальник факультета сказал: «Молодец, Умаров».

Жалко, что нельзя Анке рассказать про эту несостоявшуюся драку, а маме про слова начфака, — решат, что я хвастун», — подумал Кирилл и заснул.

А в это время Елена Анатольевна стояла у зеркала. Из зеркала на нее чуть высокомерно смотрела высокая, слегка отяжелевшая женщина. Она провела ладонью по мягко очерченному подбородку, зачем-то подвела бледно-розовой помадой полные губы, припудрила тонкий, слегка вздернутый нос. Отошла, взяла очки в коричневой оправе:

«Ленечка недавно из ФРГ привез».

Если бы тогда в школе можно было себе представить, что из Лени вырастет большой конструктор, с такой известностью, с персональной машиной, с огромной квартирой на Ленинском проспекте…

Неожиданно зазвонил телефон.

— Кирилл! — Елена Анатольевна посмотрела на часы — около четырех утра.

Незнакомый голос сказал:

— Вам радиограмма. Не волнуйтесь, у сына все хорошо. Он счастлив. Целует Анка. Вы приняли?

— Приняла, — растерянно сказала Елена Анатольевна и положила трубку. — Нет, что за глупые шутки выкидывает эта паршивая девчонка!

Опять зазвонил телефон:

— Елена Анатольевна?

— Да.

— Простите за поздний звонок. Но вы не волнуйтесь. Все хорошо, сын счастлив. Анка целует.

Так с перерывами продолжалось сорок минут. Елена Анатольевна, стиснув зубы, провела рукой по посеревшим щекам и пробормотала:

— Нет, это ей так не пройдет… Я ей поцелую…

В пять часов раздался звонок из Ульяновска. Потом из Свердловска. Потом звонки посыпались как из решета, междугородные вперемешку с городскими.

Елена Анатольевна механически отвечала: «Спасибо».

В шесть часов, растерянно глядя на диск телефона, она недоуменно спросила:

— Что они все, сошли с ума?

В шесть часов утра на даче неумолимо гремел будильник. Он звенел долго, потом всхлипнул из последних сил и замолк. И, может быть, даже пожал плечами: «Зачем заставлять человека работать, если вам до него нет никакого дела?»

В шесть утра Анка спала, свернувшись калачиком, и видела, как они с Кириллом завтракают на веранде и четыре белки в клетчатых передниках прислуживают им.

Кирилл спал, раскинув руки в стороны, и было совершенно ясно: радиограммы не лгут — он счастлив.

* * *

В семь часов утра Елена Анатольевна получила пачку телеграмм с разных концов Советского Союза. Она прочитала первый десяток и недоуменно спросила: «Счастлив?» Потом достала свою огромную рабочую карту почв СССР, расстелила ее на полу, опустилась на Тихий океан и начала, уже не распечатывая, раскладывать телеграммы по городам.

В десять часов позвонили из Варшавы. В двенадцать — из Парижа. Елена Анатольевна пожалела, что, сдав свой кандидатский минимум, забросила французский и порядочно подзабыла его. Но текст радиограммы она поняла.

— Сумасшедшая девчонка, весь мир из-за меня взбаламутила, — сказала она и вытерла неизвестно откуда взявшиеся слезы.

В последний раз она плакала в день своей официальной свадьбы.

* * *

В два часа дня Кирилл с Анкой выскочили из электрички на Казанском вокзале, пытались позвонить, но все время было занято. Захлопывая дверцу такси, Кирилл сказал обреченно:

— Обзванивает морги. Как она там? Что она скажет, когда мы приедем?

* * *

В два часа десять минут Елена Анатольевна, расписываясь в тетради потрясенного почтальона за телеграмму, пришедшую из Лос-Анджелеса, сказала:

— Странная девочка… Что с ней делать? Мерзнет небось в своем паршивом пальтишке…