Фантазеры

Юрка смотрит на Альку. Она вдруг замолкает и, подперев подбородок руками, глядит на Юрку. Лопасти весла замерли в воздухе. Алька отводит глаза в сторону и, притихнув, долго водит пальцем по воде. Вокруг пальца вскипают бурунчики.

На обратном пути лодка идет против течения, грести труднее. Алька садится справа от Юрки, и они гребут вместе, слаженно ударяя веслами по воде. Лодка летит, и Юрка чувствует, как плавно ходит Алькино плечо. Но вот оно начинает вздрагивать от напряжения.

— Отдохни на кормовой банке, — говорит Юрка.

— Не хочу на корму, там холодно и одиноко, давай вместе, — требует Алька.

Они уводят лодку ближе к берегу, туда, где спокойная вода, и сидят тихо-тихо, и слушают, как мягко плещутся речные несерьезные волны.

Когда подошли к лодочной станции, уже темнело и было пустынно. Приземистая женщина сказала зло:

— Это как же так, вы что, времени не знаете? — И вдруг замолчала, сердито гремя ключами. Потом, возвращая Юрию удостоверение, вдруг сказала негромко:

— Красивая из вас пара получится.

Вечер расчерчен проспектами, опрокинут в антрацитовую воду реки, посыпан блестками фонарей. Он кончается где-то у хвоста Большой Медведицы.

От субботы до воскресенья бродит по городу, ошалело улыбаясь, курсант. Рядом идет его уставшее чудо. Зеленая скамейка поблескивает под фонарем свежевыкрашенной спинкой. Алька смотрит на нее нерешительно.

— Если я сяду, то не встану.

— Почему?

— Туфли новые.

— Надо было сразу после Невы на трамвай, и через тридцать пять минут дома.

— А я не хотела через тридцать пять минут… Я тебя не видела целых две недели.

— Знаешь, я тебя вижу и сразу глупею.

— Вот и на мои туфли внимания не обратил.

— Сейчас рассмотрю.

— Ой, Юрка, глупый, я ведь ух как много вешу.

— Нет, мало.

— Я думала, что девушек на руках только в кино носят. Ты устал?

— Нет.

— Значит, сильный, теперь я знаю. А то девчонки спрашивают, а я все думаю, что им сказать.

— Скажи, не ваше дело.

— Глупый, мне ведь похвастать хочется.

— Ну вот.

— Ага. У тебя руки как железки. Приятные железки. Это гимнастика?

— Да.

— А разряд какой-нибудь есть?

— Второй.

— Хорошо, но лучше бы первый.

— Почему?

— За Верой перворазрядник ухаживает, и она хвастает.

— Ладно. Я получу первый.

— И перестанешь меня бояться? Да?

— Я тебя потерять боюсь. Вокруг столько красивых перворазрядных гадов.

— Я не потеряюсь. Только теперь совсем домой пора.

Вечер кончается где-то у хвоста Большой Медведицы, но Алькина мама все-таки дневалит у подъезда.

— Здравствуйте, Екатерина Сергеевна, — почтительно произносит Юрка, но она, наверно, не слышит.

Екатерина Сергеевна вскидывает красивую голову:

— Пора кончать с детскими капризами. — Полные руки описывают плавную кривую, и Юрка чувствует, что для него около Альки не остается места.

Алька наклонила голову, словно собирается бодаться. Потом поворачивается к Юрке:

— Я тебя жду, очень жду.

Лишь теперь Екатерина Сергеевна замечает Юрку.

— Приходите, приходите, мы рады вас изредка видеть. — И Альке так, словно они здесь только вдвоем: — Ты думаешь, он станет адмиралом? Странное это занятие — быть военным в мирное время.

— Я тебя жду, Юра, как договорились, — говорит Алька. Она хочет еще что-то сказать, но Екатерина Сергеевна распахивает дверь подъезда. Алька машет рукой, ныряя в парадное.

На четвертом этаже, словно детская хлопушка, стреляет дверь.

В Алькиной комнате венецианское окно: три створки — три желтые волны. И на другой стороне улицы, за трамвайной линией, прямо около тротуара, тоже получаются желтые волны. Юра на цыпочках входит в эту желтую волну, словно в Алькину комнату или в прохладную воду. На четвертом этаже погас свет, значит, Алька легла спать. Юрка садится на край тротуара и только теперь понимает, как у него гудят ноги.

Хорошо бы попутную машину. Прикрыть глаза, откинуться на сиденье и ничего не видеть, а только чувствовать, как город откатывается назад. Хорошо бы завтра училище превратили в институт. Послушал бы Юрка лекции и пошел гулять с Алькой или делать дома эпюр по начерталке, или решать Альке примеры по тригонометрии.

А может быть, права Екатерина Сергеевна, считая, что быть военным в мирное время странное занятие.

Асфальт стал влажным, туман медленно опустился на город. Стало промозгло и холодно, и надо двигаться потихоньку.

Не слышно, чтобы где-нибудь прошуршала хоть одна машина. Доносится лишь легкий посвист ветра, задевавшего провода, и скрип качающихся фонарей. Город похрапывает во сне.

И вдруг, точно из другого мира, раздается легкий звон, приглушенный туманом. Звон нарастает, словно человек с колокольчиком быстро бежит по улице. Все ближе, ближе, ближе, уже слышен грохот от его бега. И тут из-за поворота выныривает приземистый циклоп. Черная пасть, белый ослепительный глаз. На лбу маленькие красные рожки. Трамвай! «Циклоп, настоящий циклоп», — решил Юра и поднял руку.

«Циклоп» послушно остановился и сказал молодым женским голосом:

— По трапу бегом, товарищ курсант!

Юрка ухватился за гладкие поручни, стремительно подтянулся. Через мгновение он стоял на площадке трамвая.