Фантазеры

ПЕСНЯ ПОГИБШИХ КУРСАНТОВ

Мы мечтали:

Встретим ураганы,
Встретим смерч
И все равно пройдем.
Мы идем
С молчащим барабаном,
Навесным
Расстреляны огнем.

Нас у пирса

Ждали бригантины.
Паруса
Покинут Ленинград…
Мы ушли,
Сжимая карабины.
Мы ушли
И не пришли назад.

За спиною

Родина и голод,
От снарядов
Вздрагивает дзот.
Наши роты
Прикрывают город
У священных
Пулковских высот.

Пусть без нас

Поют на полубаке.
Мы на суше
Не спускали стяг,
Мы ходили
В грозные атаки,
«Черной смертью»
Называл нас враг.

Только время

Нас не укачало,
Мы идем,
Как прежде,
На рассвет.
Если надо,
Мы начнем сначала,
Нам навечно
Девятнадцать лет.

Не ходить

Далеким океаном,
Не бродить
Звенящим сентябрем…
Мы идем
С умолкшим барабаном,
Навесным
Расстреляны огнем.

НОЧНОЙ ТРАМВАЙ

«Вечер будет как открытый океан — без начала и конца. Но если существует карта восходов и закатов, то и у вечера обозначится берег, ведь у океана он тоже есть.

По берегу, сложенному из гранитных плит, ходит Алька и весело крутит головой…» — Юрка фантазирует, заканчивая большую приборку. Потом взглядом мастера, окончившего работу, он оглядывает темно-вишневый паркет. Паркет отражает тяжелые люстры, окна, поблескивающие от нахального солнца, и высокие зеркала.

Юрка поворачивает голову — в зеркале курсант, припадающий на левую ногу, обернутую сукном в рыжих пятнах мастики. На правой ноге новая полотерная щетка, поэтому колено чуть приподнято, и человек с непропорционально развитыми плечами и вздернутым носом, кажется, отрабатывает позу для пьедестала.

«Карикатурный памятник самому себе, — думает Юрка. — Смотришь и сознаешь, что Алькина мама права: ты Альке не пара. Скоро ее убедят в этом, коль не справится мама, помогут подруги».

От таких мыслей хочется мчаться куда-то или стоять вниз головой.

— Хоп! — скомандовал себе Юрка.

Мир в зеркале перевернулся. Теперь оно выполняет разумную функцию: помогает отрабатывать стойку на руках. Можно посмотреть, как оттянуты носки и прогнута спина. Вроде все в полном ажуре. Юрка отводит глаза от зеркала и видит: почти у самого носа поблескивают офицерские ботинки.

— Товарищ курсант, здесь морское училище или цирк?!

— Хоп! — шепотом командует себе Юрка.

Мир перевернулся еще раз. Мелькнули тяжелые золоченые пуговицы с якорями, и замерли перед глазами разлапистые звезды на погонах.

— Морское училище, товарищ адмирал! — выдохнул Юрка.

— А мне кажется, цирк, не хватает сальто.

— Есть! — растерянно пискнул Юрка. — Хоп, сальто!

Юрка присел мягко на носки, но, видно, чуточку перекрутил, почувствовал, что сейчас шлепнется перед адмиралом, и с разгона крутанул фляк.

— Цирк! — грозно повторил адмирал.

— Вы приказали сальто, а фляк получился с разгона, — вытянувшись по стойке «смирно», оправдывается Юрка.

— Лихо! Значит, беда в том, что получился фляк без приказа? — насмешливо поинтересовался начальник училища.

— Так точно, товарищ адмирал.

— Фамилия?

— Курсант Черкашин.

— Интересно, я думал, зеркала помогут вам лучше любого старшины выправку вырабатывать, а вы?

Юрка замер. Теперь в училище будут говорить так: «Черкашин, тот, что перед адмиралом на голове ходил».

Адмирал посмотрел на полотерную щетку, на зеркальный паркет, в котором отражались тяжелые люстры и блестящие окна, и спросил:

— Почему вы вверх ногами ходите?

— Понимаете, мысли… — пролепетал Юрка.

— Помогает?

— Так точно, товарищ адмирал.

— Это хорошо. Только в дальнейшем размышляйте в физзале.

— Есть, товарищ адмирал.

Адмирал посмотрел на Юрку чуть косо:

— Вы свободны, курсант Черкашин. — Адмирал повернулся и пошел. Юрке почему-то показалось, что у адмирала тоже мысли, только ему стойка на руках не поможет.

Юрка сидит и методично драит бляху маленькой щеточкой, хотя в принципе можно этого и не делать.