Фантазм

— Чтоб тебя дэвы в свое подземелье утащили!! Какого рожна ты здесь забыл?!! — крайняя злость, перешла в запредельную ярость при виде опущенной взлохмаченной макушки.

Вместо ответа маленькая фигурка вдруг распрямилась и стремительно метнулась навстречу, обнимая ноги.

— Господин, будьте милостивы!! — надрывный прерывающийся шепот, изящные пальчики вцепляются в полы так, что оторвать их можно только с мясом.

В любом смысле.

— За дерзость — накажите как вам угодно! Любая боль, любое наказание от вас — это счастье!! Господин, делайте со мной, что пожелаете!!! Только позвольте остаться в вашем доме! Не продавайте меня, смилуйтесь! Я отработаю любую цену, как вы хотите! Позвольте служить вам, я исполню любое пожелание!!

Под наплывом событий дня Тристан припомнил абсолютно ему не свойственные, самые что ни на есть заковыристые ругательства из когда-либо услышанных: и арабские, и европейские. Значит, господин, значит, как угодно?! Польщенным что ли себя почувствовать от подобного пыла!

А перед глазами этот — не мальчик… еще подросток, но — не ребенок! Уже не ребенок. Со вполне сформировавшимися пропорциями. И зоркий взгляд врача отмечает все детали…

Врача ли?

…Узкие ступни, которые хочется обнять ладонями, жемчужная ракушка пальчиков с перламутром ноготков… Выступающая, слегка шероховатая от характерной мозольки, золотистая виноградинка косточки на щиколотке… Продольная впадина напряженного мускула на икре, и колено, обкатанной соленой волной галькой… Горячее, как жгучее южное солнце бедро, нежные завитки вокруг сокровенного естества с золотой капелькой украшения — лишнего, неуместного, но вовремя служащего напоминанием, что не так уж невинен этот ангел… Ягодицы двумя половинками запретного плода, изгиб стройной спины, от которого забываешь о бледных полосках шрамов, и крылья лопаток… Хрупкие косточки чуть выше паха и уязвимый нежный животик, светлые соски: аппликацией на шелке с оттенком лепестков гортензии… Беззащитный изгиб открытой шейки с бьющейся голубой венкой…

И мужские руки с наглой уверенностью вертят это бесстыдное тело, шарят по доступной наготе!!

Что-то не заметно было знакомого «марочного» румянца! Или это тоже только для него? Тогда почему он должен отказывать себе в том, что уже давно распробовали другие?

Мысль была странной, как будто не его. Он, всегда с презрением относившийся к подобным забавам, — и вдруг думает о сексе с человеком одного с ним пола? Да что же такого в этом мальчишке?!

Правда, красив, красив бесенок — тонкой подлинной красотой, которую не подделать, не исказить. Правы дети Пророка, нельзя грубой кистью передать живое совершенство, а раз нельзя — так и нечего оскорблять жалкими потугами. Такие лица у небесных созданий только, и на извести их марать — невместно! Болезнь стерла искусственную женственность в приметах, не оставила ничего лишнего: лоб — высокий и чистый, крыльями разлет густых изящных бровей… Аккуратный носик без намека на горбинку, выразительные скулы, четкие пухлые губки, ресницы — как полный колчан, глаза как омуты…

Надо же, ведь и всплакнул еще, подстилка! Покорная готовность принять наказание от его руки — лишь привели мужчину в еще большее бешенство, хотя до сих пор не ведал, что такое возможно в принципе.

— Встань! — сдавленное хриплое шипение.

Мальчишка вскакивает так быстро, как только можно.

— Значит. Ты. Так. Хочешь. Служить. Мне!! Что выполнишь любой приказ?!

Ломкие кивки…

Поцелуй вышел внезапным. Жестким, жестоким, жадным — словно Фейран в этот момент не целовал его, а брал ртом сразу за всех, кто когда-либо обладал этим юным влекущим телом. Сминая приоткрывшиеся под натиском губы, вламываясь языком, терзая до боли, почти до крови, не позволяя даже вздохнуть. Пока самому стало не хватать воздуха.

И лишь тогда до сознания достучалась внятная мысль: что-то не так. Мужчина отстранился резко и даже отступил на шаг, а в следующий момент был вынужден подхватить оседающего юношу. Айсен покачнулся и наверняка упал бы, если бы Фейран не протянул руки, невольно прижимая его к себе так тесно, что слышал как колотится маленькое сердечко. Ладошки слабо упирались в него, нежная щечка прижималась теперь к груди, а не к колену, и мужчина чувствовал, что мальчик дрожит.

Раскаяние слегка притушило гнев: Фейран вспомнил в каком состоянии попал к нему Айсен, и ощутил укол совести за то что испугал его.

Это был не обморок, но где-то рядом. Он опустил юношу на постель, шепнув в волосы:

— Успокойся, я не буду тебя насиловать.

Но при виде того, как послушно в его руках хрупкое соблазнительное тело, злость вспыхнула снова.

— Хотя не думаю, что Ожье был бы очень ласков с тобой! Или тебе больше понравился Филипп? — с насмешкой поинтересовался мужчина.

— Нет… — еле слышный выдох, голова заметалась по подушке.

— Почему? — наказание, которое пришло ему на ум, было несколько необычным. Наскоро смоченные в первом попавшемся ароматическом масле пальцы уже вталкивались в отверстие между двух беспомощно сжавшихся ягодиц, пока вторая рука стягивала мешающие штаны.

— Он был бы заботлив и нежен…