Фантом пересмешницы (СИ)

— Марта, тебе нехорошо? — непроизвольно беспокоится она.

— Пустяки, — хрипло отвечает она, махнув рукой. — Бывало и хуже.

Марта, чуть пошатываясь, утирает лоб тыльной стороной ладони, после чего разглаживает на себе фартук, и продолжает промывать зелень.

— Может, тебе помочь дойти до медпункта? — не отстает она.

— Альма, — Марта впервые поднимает на нее уставшие, бледно-зеленые глаза, — нарезай молча овощи, пожалуйста. Со мной все в порядке.

Альма опускает взгляд, чувствуя, как краснеют щеки. Она лишь хотела помочь! Раздосадованная неприятным началом разговора, Альма начинает нарезать овощи для супа, не поднимая головы. Долго быть отстраненной не получается, просыпается жажда к общению.

Альма смотрит на столешницу перед собой, глядя на их работу и решая завести разговор просто так.

— Ты режешь укроп? — как бы между делом спрашивает она.

Марта какое-то время молчит. Альма поднимает на нее взгляд.

— Не укроп, — наконец отвечает она. — Это… — она задумывается, — для вкуса. Оливия говорит всегда добавлять.

Альма кивает, быстро смотрит на зелень, продолжая резать морковь, и сначала ничего не замечает, как вдруг рука с ножом останавливается, и она снова смотрит на растения. Оставив нож, Альма берет стебель в руку и внимательно на него смотрит.

Он был красивым, с сине-зелеными листьями перистой формы. Альма была абсолютно уверена, что видела его раньше, только никак не может понять, где именно. Чего-то на этих стебельках не хватает.

Альма в надежде бегает глазами по столешнице и мойке и внезапно замирает. Холодный и липкий страх узлом сворачивается в животе. На дне раковины лежат белые распустившиеся бутоны. Альма подносит стебелек к носу и хочет ошибаться, но терпкий запах травы тут же пробуждает воспоминания и заставляет ее все вспомнить.

— Марта, — шепотом зовет она, — ты хоть понимаешь, что добавляешь в еду из раза в раз?

Марта не поднимает головы.

— Пряности, — жмет она плечами. — Оливия сказала, добавлять всегда, я так и делаю.

Альма вспоминает неизменную горчинку, присутствующую в каждой порции еды. Сейн говорит, что ничего не замечает. Жизнь здесь настолько их всех закалила, что небольшая горечь кажется сладостью. От ужаса и осознания к горлу подкатывает тошнота, но Альма сдерживается. Отбрасывает стебелек в сторону и решается задать вопрос Оливии. Это был единственный способ понять, знает ли она, что здесь происходит.

— Оливия, — специально подходит к ней как можно ближе Альма.

Оливия вопросительно вскидывает брови.

— Могу я спросить…

— Попытайся.

Альма, не ожидавшая такого внезапного ответа, чуть дергается, но тут же берет себя в руки.

— Почему мы добавляем травы во всю еду? — все же спрашивает она. — Даже в каше бывает, — словно рассуждает она.

Оливия оценивающе на нее смотрит.

— Для вкуса, — возвращается к работе она.

— Она же терпкая и отдает в горечь, — не сдержавшись, выдает она, сделав полушаг вперед.

Оливия прекращает помешивать варево и, оставив ложку, подходит вплотную к Альме. От поварихи пахнет жаром кухни и потом, ее щеки алеют вблизи опасным цветом. Она слишком долго находится возле плиты.

— Что тебе нужно, Альма Грей? — интересуется она.

В голосе поварихи нотки враждебности.

— Это… Это душистая рута, ты знаешь? Она ведь…

— Я знаю, что ты лезешь не в свое дело, — негромко, но жестко произносит она. — Приказы Элдера Койна не обсуждаются.

Снова эта фраза. Альма слышит ее уже во второй раз. Эти подземные жители настоящие роботы!

— Займись делом, — кивает ей Оливия, — или у тебя работы мало?

Альма отрешенно мотает головой и возвращается на свое место, боковым зрением замечая, как Марта сваливает внушительных размеров горку мелко нарезанной зелени в общий чан с супом. К горлу снова подкатывает тошнота, когда в душном кухонном воздухе появляется терпкий запах душистой руты.

Альма против воли вспоминает свое детство и тошнить начинает сильнее. Она почти чувствует на языке горечь, а внизу живота режущую боль. Теперь она понимает, что тут происходит. Понимает, почему шкаф в ванной девушек почти десять лет не трогают.

Большая порция отвара душистой руты прерывает беременность, но при постоянном употреблении этой травы в небольших дозировках приток крови к матке становится минимальным, что делает невозможным даже предположение о возможном повышении демографии. Элдер Койн намеренно травит их, и Оливия в курсе.

Ужас, охвативший Альму, вынуждает ее схватиться за столешницу в поисках опоры. Первые мысли всегда страшные. Альма отметает их подальше, стараясь рационально мысль. Если бы она была Элдером Койном, почему бы она остановила рост демографии?

Если бы была Элдером Койном… Эта мысль веселит ее, надрывный смешок вырывается непроизвольно, и Марта косит на нее взгляд. Альма качает головой. Смеяться в Тринадцатом Дистрикте все равно что проводить пир во время чумы.

Альма вздыхает, монотонно продолжая нарезать овощи. Она старается отключить чувства и мыслить хладнокровно. Что может заставить главу Дистрикта ввести запрет на увеличение демографии? Что так сильно удерживает его в рамках, вынуждая травить молодых девушек, пышущих здоровьем?