Фантомная боль

Она пила так жадно, что пришлось заказать еще одну бутылку вина. Левой рукой я ощупал в своем внутреннем кармане пачку лотерейных билетов. Правоверные евреи целуют молитвенник после молитвы, я же взял за правило целовать лотерейные билеты перед их использованием. Язычникам необходим идол.

— Апостолов было двенадцать. Это точно, я училась в воскресной школе.

— А я так никогда и не читал Новый Завет. Как ты думаешь, я много потерял?

— Ты можешь взять у меня и почитать.

Она отодвинулась от стола вместе со стулом и закинула ногу на ногу.

— Поджидая любовников, я бралась за тряпку и оттирала дом до блеска.

Я оторвал на мизинце заусенец.

— А что, они приходили все сразу?

— Нет, по одному.

— Значит, ты принимала их в тщательно прибранном доме?

— Грязи им и дома хватало.

Я оторвал еще один заусенец.

— Получается, они приходили к тебе из грязных домов?

Ребекка ненадолго задумалась.

— По-моему, да. Почти каждый из них жаловался на свою жену, что та, дескать, ничего не делает по хозяйству.

Мои мысли ушли немного в сторону. Я вспомнил, что недавно, когда мы с женой сидели в этом самом ресторане, она пересказывала мне фильм с участием Марчелло Мастроянни. В этом фильме Мастроянни заставил женщину кончить.

— Этот фильм, — сказала моя жена, — должен посмотреть каждый мужчина.

— И я тоже? — поинтересовался я.

— Да, — отрезала она, — и ты тоже.

Мы ужасно напились в тот вечер в гостиничном баре. За роялем сидел старый лысеющий пианист. Мы так ему аплодировали, что в конце вечера он подсел к нам за столик.

Я тогда еще намекнул жене, что мне, возможно, стоит бросить писать и устроиться дежурным по туалету. Сидеть в уборной в каком-нибудь ночном баре или стриптиз-клубе. Стать эдаким господином в смокинге, который с улыбкой подает клиентам салфетки, брызгает по их требованию им за уши лосьоном после бритья, чтобы от них не так подозрительно пахло, когда они вернутся домой.

— Делай как тебе заблагорассудится, — отмахнулась моя жена.

Вернувшись домой глубокой ночью, мы с ней в последний раз занимались любовью. На следующее утро я обнаружил на лестнице ее туфлю и колготки. Это почему-то меня очень рассмешило, я теперь даже не помню почему.

— Да, — продолжила свой рассказ Ребекка, — шестеро были женаты, а седьмой состоял в гражданском браке.

Она теребила заколку в волосах. Сейчас волосы у нее были заколоты наверх. А во время нашей дневной встречи они висели длинными прядями по обе стороны лица. Один глаз у нее слегка припух.

— Еще одну бутылку «Гави де Гави», господин Мельман? — предложил официант.

Это приятно, когда официанты обращаются к вам по имени. Даже не исключено, что это одна из самых главных вещей в жизни. Можно смириться с тем, что женщины забыли ваше имя, пока его помнят официанты.

Одна такая бутылка стоила семьдесят долларов, при том что расчет за первый квартал не оправдал никаких надежд. «Не оправдал надежд» — это еще эвфемизм. Было продано всего сорок шесть экземпляров моих книг, за которые мне заплатили 137,54 гульдена. Как сейчас помню, Фредерик ван дер Камп сказал: «Вот твои достижения, пересчитай, а то ведь в прошлом квартале у тебя было негативное сальдо».

Первый бокал «Гави де Гави» Ребекка выпила залпом. «Ухнулись двадцать долларов», — подумал я. Важно не быть богатым, важно, чтобы тебя принимали за богача.

— Будем здоровы, — сказал я, — Ребекка, за тебя!

— За тебя! — подхватила она.

Я замолчал, вспоминая о том, как однажды вечером, очень давно, в ночной магазин вошла моя жена. Она была с подругой, которая тоже училась на психиатра. Обе были в веселом расположении духа, словно только что выиграли крупную сумму в лотерею. Они стали танцевать, прямо в магазине, под музыку «Хилверсум-3» — эта радиостанция работает всю ночь.

— Я не уверен, что мой шеф это одобрил бы, — сказал я и, не дожидаясь заказа, разогрел две порции овощной запеканки.

У ее подруги, которая училась на психиатра, были внимательные голубые глаза. Расправляясь с овощной запеканкой, она изучающе на меня смотрела.

— Ты еще где-нибудь работаешь или в этом магазине торгуешь на полную ставку?

— Вообще-то я в этом магазине торгую на полную ставку.

— Как понять это «вообще-то»?

Я объяснил ей, что все остальное время работаю над книгой, которая называется «268-й номер в списке лучших теннисистов мира».

Подруга с голубыми глазами расплатилась и спросила:

— А почему такое странное название?

— Любой ответ был бы ложью, — сказал я, отсчитывая мелочью сдачу. Я делал это очень медленно — я люблю медленно отсчитывать сдачу, даже когда в магазине масса народу. Сделка есть сделка, и, какой бы мелкой она ни была, все надо обставить как следует.

— Но все-таки интересно, — настаивала подруга моей будущей жены.

— О’кей, — согласился я, — тебя ждет самый прекрасный ответ.

Она ссыпала мелочь в портмоне. Я заметил фотографии, мне показалось, что среди них мелькнула и карточка какого-то младенца.

— Почему меня ждет самый прекрасный ответ? — снова спросила подруга и посмотрела на меня так, словно выбирала корову. — Почему ты просто не назовешь причину?