Фантомная боль

Не то чтобы мне было стыдно перед моей женой за то, что я заработал за три месяца всего 137,54 гульдена. Это она, наверное, еще могла бы понять. Уже полгода мы платили за жилье, газ — которым, впрочем, не пользовались, — за телефон лишь из ее зарплаты; купили пару обуви и несколько бутылок молока и на большее рассчитывать не могли.

Не так легко перейти на бистро, когда привык обедать в лучших ресторанах.

Самое главное — уже целых полгода мы жили взаймы. Вернее, мы жили на шесть моих кредитных карточек.

Своей жене я об этом не говорил. Я придерживался старомодного убеждения, согласно которому женщины имеют право тратить и не забивать себе голову финансовыми проблемами. Кто-то однажды сравнил меня с недоделанным мачо. Но в моих старомодных взглядах есть немало привлекательного. Иллюзии — это все; и что, вероятно, еще важнее — иллюзиями можно торговать.

Чтобы выплатить свой долг «Американ Экспресс» и по карте «ВИЗА», я должен был написать новую книгу, причем не сборник рассказов или стихотворений, а роман. Кроме того, мы еще задолжали по квартплате за шесть месяцев, и эту задолженность тоже следовало погасить. От одной только мысли об этом меня начинало подташнивать. В детстве меня часто тошнило. Я попытался сосчитать, сколько я сэкономлю, если перестану есть, лишь изредка буду позволять себе ложечку йогурта, но с расчетами у меня ничего не получилось.

— О’кей, — согласилась Ребекка, — поехали в казино.

Ее шею пересекала тонкая сеточка морщинок.

— Да уж, — протянула она, — я очень долго тренировалась перед зеркалом, но все без толку.

Это она про свой кисло-недовольный вид? Для этого нужно тренироваться? Я считал, что это само собой получается.

— Я думала поправить дело кольцами, но бесполезно, они не смотрелись на моих уродливых пальцах.

Я наклонился вперед и стал внимательно изучать ее руки. Возможно, я что-то упустил, подумал я. Руки, как у нее, действительно нельзя было назвать эстетичными. Но эстетика — это условное понятие. Или же это вопрос биологии?

Я подсчитал, что если каждый месяц буду вносить по кредитным карточкам в счет своей задолженности минимальную сумму, то для погашения всего долга целиком мне придется прожить четыреста семьдесят лет.

— Ты всегда так много говоришь с мужчинами о своих руках?

— Нет, — ответила она, — обычно я никогда о них не говорю. Ты первый, с кем я об этом заговорила. Если честно, я вообще не разговариваю много с мужчинами.

— В самом деле?

Она кивнула:

— До этого как-то не доходит.

«Бесплодные» — тоже очень неплохое название для книги. Но такое название не поможет мне решить мою проблему с «Американ Экспресс». Люди хотят узнавать в книгах о плодовитости. «Негативные заголовки плохо идут» — мне это не раз настойчиво втолковывали.

Я снова стал обдумывать рассказ, который можно написать о Ребекке. Это был бы прекрасный рассказ, в нем я мог бы выразить все, чего еще не успел сказать. Рассказ о женщине, которая никак не может успокоиться из-за своих некрасивых рук и все время о них говорит.

— Всем этим мы обязаны твоей страдающей псориазом подруге, — пошутил я. — Прости, пожалуйста.

С этими словами я встал и пошел к выходу, в ту сторону, где стояла витрина с пирожными и мороженым. Меня приветствовал стоявший за прилавком менеджер-японец.

— Мне нужно позвонить, — негромко произнес я, — если можно, из какого-нибудь тихого места.

Он провел меня в небольшую комнату рядом с кухней. Там какой-то пожилой человек в очках занимался бухгалтерией. Он не поднял глаз, когда я вошел. В его руке дрожал карандаш.

Возможно, сейчас все наконец-то начнется. Ведь нельзя же до самой смерти прожить в ожидании, что настоящая жизнь начнется с минуты на минуту.

— Вначале наберите девятку, — сказал менеджер-японец и оставил меня один на один с бухгалтером.

Все-таки не зря я вложил в этот ресторан целое состояние…

* * *

Через два дня после того, как она оставалась у меня ночевать, моя будущая жена опять заглянула ко мне в ночной магазин. Ее трусики все еще лежали у меня дома. Она о них не спрашивала. Она сняла туфли и стала массировать ступни и щиколотки. С недавних пор она работала днем с несовершеннолетними преступниками, а ночью танцевала, чтобы этих самых несовершеннолетних преступников забыть. Это было ее собственное выражение. Я никогда не стал бы говорить о людях как о малолетних преступниках. Как-то раз вечером я набрался храбрости и спросил:

— Чем ты занимаешься теперь, когда твоя учеба почти закончена?

— Работаю в органах юстиции, — сказала она, — с несовершеннолетними преступниками.

— С убийцами? — поинтересовался я, доставая из микроволновки овощную запеканку.

— С ворами, — ответила она, — с насильниками, а также с виновными в совершении иных правонарушений.

— И тебе никогда не бывает страшно?

— Нет, — удивилась она, — чего бояться? Все дело ведь в доверии.

Чуть позже, когда она уже собралась уходить, я сказал:

— Я ведь и сам несовершеннолетний преступник.